Вывод эксперта: задир металла на поверхности бампера образован при контакте с острым металлическим предметом. Судя по обстоятельствам дела, это могла быть детская коляска.

Ответ из трассологической лаборатории: вмятина на колпаке колеса автомобиля образована частью человеческого тела. Судя по обстоятельствам дела, это могла быть голова ребенка.

Акт судебно-медицинского исследования: смерть наступила от сильного ушиба головного мозга. Повреждения, обнаруженные на теле ребенка при падении из коляски в кювет, исключаются, даже если в кювете находились твердые предметы. Вывод подтверждается грубым характером повреждений костей черепа, которые в этом возрасте отличаются особой мягкостью. Невозможность возникновения подобных травм при падении ребенка из коляски в кювет в условиях происшествия позволяет сделать вывод, что обширный кровоподтек правой половины головы, перелом костей правой половины свода и полный поперечный перелом основания черепа произошли от удара деталью движущегося с большой скоростью автомобиля.

Это были уже не предположения, нет, в деле появились заключения, в которых вещи недвусмысленно названы своими именами: был наезд, был удар, было преступление. И теперь все разговоры о том, что, дескать, отец мальчика дернул коляску и поэтому малыш выпал, что машина съехала в кювет, никого не зацепив, все эти утверждения потеряли всякий смысл.

Невероятно подробные показания дала свидетельница Воробьева. Она уверенно сказала, сколько было в машине мужчин, сколько женщин, подробно описала, во что каждая была одета, с какой стороны выскочила, в какую сторону направилась. Когда кое-кто усомнился было в ее показаниях, Воробьева предложила проверить, есть ли у светловолосой девушки зеленое платье с желтой отделкой, есть ли у толстушки серый свитер с высоким воротником, есть ли у черноволосой с короткой стрижкой синие джинсы с этикеткой на заднем кармане. Проверять не пришлось — девушки подтвердили, что эти вещи у них есть и действительно в тот вечер они были одеты, как описала Воробьева.

Следователю оставалось только развести руками. Такая наблюдательность встречается нечасто. А когда она сказала об этом Воробьевой, та еще показала на схеме, в каком месте машина пересекла осевую линию, под каким углом, в каком положении стояла в кювете.

— А что касается коляски, — заметила эта женщина, — то могу поклясться, что у нее был сорван левый подлокотник из желтой пластмассы, смят правый бок и слегка повреждена спинка.

Когда Глазова рассказала об этих показаниях Железновым, отец мальчика, не говоря ни слова, пошел домой и принес этот самый желтый подлокотник, о котором говорила Вера Павловна Воробьева. Подлокотник был сорван во время наезда, и его подобрали вместе с детским ведерком и лопаткой. Николай Железнов, оказывается, недооценивал значение этой детали для дела.

ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА

Дядьков, ознакомившись с заключением экспертов, заметно поскучнел. Но ненадолго. Он изменил тактику — писал бесконечные жалобы, в которых оспаривал правильность процессуальной стороны дела, подвергая сомнению показания свидетелей, правомочность тех или иных действий следователя, настаивал на том, что его содержат под стражей незаконно.

Дальнейшее поведение его можно назвать, наверное, психической атакой. Находясь в предварительном заключении, Дядьков и не думал сдаваться. Качество, надо признать, весьма достойное. За ним хочется видеть силу характера, уверенность в собственной невиновности, готовность дать бой обстоятельствам.

Однако, вдумываясь в сложившееся положение, приходишь к выводу, что за настойчивостью Дядькова стояла скорее ограниченность, неспособность понять силу объективных доказательств. Без конца вспоминая тот злополучный вечер, перебирая мельчайшие детали, сопоставляя слова, поступки, он убедил себя, что если наезд действительно был, то вины его, Дядькова, в том нет.