– Бедный! – тихий горестный женский всхлип выбрасывает меня из кипящей бешенством тьмы.

И обдает ледяной волной доклад мику, бубнящего, что лежащий в забытьи человек с вероятностью в восемьдесят два процента опознан как турист по имени Сид.

Что?! Я рванулся, было из палатки, но, вовремя опомнившись, приказал мику увеличить изображение.

И увидел покрытую рваными ранами и засохшей кровью коротко стриженную лобастую голову полковника. Затаив дыханье, прошу показать второго пленника. И не могу сдержать стон, узнав спутанные окровавленные рыженькие локоны.

Кто? Кинти или Рамика?

А камера с беспощадной откровенностью показывает мне порванную кофточку и покрытую синяками и ссадинами девичью грудь.

Ну все, сволочи, вы меня довели! Не ждите теперь пощады, я встаю на тропу войны! И пусть горит синим пламенем моя репутация, любимая работа и карьера! Но вам от меня уже не уйти!

Женщина, которая разговаривала утром с Саной, куском мокрой тряпки начинает осторожно протирать раны полковника.

– Лиза, у тебя осталась мазь? – бдительно оглянувшись на туземку, осторожно шепчет она.

Еще одна оборванная замухрышка, опасливо обходя надзирательницу, тайком приносит небольшую баночку.

А у меня в потайных карманах не только запас лекарств на все случаи, но и минимедроб. И несколько простейших запасных мику.

Однако передать это женщинам при туземке я не смогу. Придется ждать до вечера. Судя по поведению пленниц, надзирательница не очень-то им сочувствует.

Она уже закончила с освещением и молча раздает пленницам небольшие доски и коробки с какими-то вещичками. Женщины рассаживаются на принесенное из ниш тряпье и принимаются за работу.

У очага, несмотря на злобный пинок туземки, остается только врачевательница. Она продолжает обрабатывать страшные раны полковника, изредка поднося к его губам плошку с водой. Но Сид еще не пришел в себя и потому пить не может. Зато очнулась девушка. Застонав, попыталась поднять голову и вновь впала в беспамятье.

Как я дожил до вечера, не ворвавшись в эту подземную тюрьму, и не придушив своими руками аборигенку, не могу объяснить даже себе. Просто сидел, уткнувшись лицом в колени, и с ненавистью рычал про себя самые ядреные выражения из своей обширной коллекции, собранной не в одном мире.

В старое время в моем мире была предусмотрена смертная казнь для таких подонков, какие гуляли сейчас где-то над моей головой. Потом ее отменили, посчитав негуманной. И я много лет искренне считал, что это было правильное решение. А сейчас вдруг понял, что глубоко ошибался. Когда видишь нечеловеческую гримасу издевающегося над беззащитной жертвой монстра, становится предельно ясно, его не исправит никакое наказание. И не вылечит никакой врач. Да и не стоит никого лечить. Каждый должен знать, что за любой бесчеловечный поступок виновный должен отвечать полной мерой. Но не только тот, кто его совершил. Казнив преступника, нужно наказать и тех, кто его воспитал. Жестоко наказать, примерно. Чтобы люди, не умеющие правильно воспитывать детей, и близко к ним не подходили.

Судя по времени, закат над городом давно отгорел, а пленницы в подземелье все работали. Надзирательницу давно сменила другая, привезшая на платформе стандартные пакеты с обедом. По одному на двоих. Я сразу вспомнил директора гостиницы, неприкрыто складывающего продукты в корзины и еще раз выматерился. Теперь уже на себя. И почему мне не пришло тогда в голову сунуть в корзину жучок? Возможно, все пошло бы по другому сценарию.

Наконец аборигенка подала сигнал, и пленницы стали сдавать ей свои поделки. Я злобно хмыкнул. Завтра восторженные туристки будут покупать в лавках сувениры и ахать от восторга.

– Это делают туземцы своими руками!

Женщины молча погрузили коробки на платформу, а надзирательница собрала тем временем фонари.