— Ты же знаешь, как я люблю, когда ты подо мной…

— Марк! — вопит Ника, обнимая лицо руками, а капли крови падают ей на губы. — Посмотри на меня!

Но он не может. Уже нет. Наверное, надо с нее слезть, но и это не получается, сознание медленно уплывает, пока не меркнет окончательно.

Марк уже не чувствует, как аккуратно, стараясь не потревожить, из-под него выбирается Ника. Как она орет, чтобы не смели его трогать, и сидит на коленях рядом до приезда скорой. Самбурский обнимает ее за плечи и что-то шепчет на ухо, уговаривает уехать и проверится самой, Но Ника отказывается, и сдается только тогда, когда Марка грузят в машину скорой, а ее не пускают.

— Поехали домой, — просит Самбурский, — Пожалуйста. Сейчас ты ничем ему не поможешь.

Марк

Голова болит. Точнее болит все, особенно ребра, куда попал нож, но головная боль особенно выматывает. Она и слабость. Сегодня его перевели из интенсивной терапии в обычную палату. Ну как обычную? Палату, которую оплатил Самбурский. Одиночную, с вежливыми медсестрами, которые так и норовят залезть к нему под одеяло. Будто ему есть дело до их коротких халатиков и расстёгнутых верхних пуговиц. Раньше, может быть. А сейчас голове одна Ника, которую все же удалось собой прикрыть. Марк надеялся, что девушка не пострадала. Не должна была.

С сегодняшнего дня пускают посетителей, и с утра уже у его кровати рыдала мать. Говорила, что хотел приехать брат, но ему не так-то просто вырваться, Марк это прекрасно знает, поэтому и в мыслях нет обижаться. А больше он никого не ждет. Поэтому когда открывается дверь, дергается от неожиданности. «Ника», — мелькает в воспаленном сознании. Но это не она. Самбурский.

— Смотри-ка, очнулся, спящая красавица, — довольно говорит он и по-хозяйски опускается на свободный стул. — Я пришел тебя поблагодарить.

— Не стоит.

— Ты рисковал из-за нее жизнью.

— Это единственное, что я умею действительно хорошо. Рисковать своей жизнью, чтобы спасти других. Не самое ценное качество.

— Ну как сказать… — задумчиво произносит Самбурский, вздыхает и добавляет. — Но сегодня мы не будем с тобой о работе. Ты слаб, восстанавливайся.

— А о чем будем? — напрягается Марк, но Самбурский удивляет.

— Я посчитал, тебе интересно узнать всю историю от начала до конца.

— Про Георгия?

— Именно про него. Но если не хочешь, то сделаем вид, что я просто пришел сказать «спасибо», и поверь, я выражу его не только вербально. Ты получишь всю сумму, указанную в контракте, со всеми форсмажорами. Неважно, что мы его разорвали, ты вернулся и именно ты ее спас.

— Не стоит.

— Не отказывайся никогда от денег, особенно, если честно их заслужил. А сейчас слушай и не раздражай меня упрямством.

Марк откидывается на подушки и прикрывает глаза, делая вид, будто устал, но превозмогая слабость, готов слушать. На самом же деле, его волнует всего один вопрос.

— Как дела у Ники?

— У нее все хорошо, — сухо отзывается Самбурский, явно не желая продолжать тему.

— Она не пострадала?

— Нет. Ну так слушать будешь? — с голосе Самбурского раздражение, и Марк кивает, потому что и правда интересно.

— Ты оказался полностью прав. Ты единственный, кто его раскусил. Может, мы были не очень внимательным к мелочам, а его досье такое, что не прикопаешься. Может, он действительно был умен. Я сам его почти не знал. Ну учились в параллельных классах. Да бизнес начали мутить в одно время, он прогорел и пропал, а я выплыл и пошел дальше, как дальше пошел Леньков, как пошел дальше Ширшов — Дашки отец.