— Вот и увяла его любовь, — констатировал чрезвычайно довольный собой и всей ситуацией в целом. — И что вы теперь скажете о своем «сказочном принце»?

Я только вздохнула, не желая отвечать викарию. Пожалуй, в каком-то смысле я даже радовалась отъезду Джулиана Кина. Куда проще идеализировать того, кого рядом с тобой нет и никогда не будет. К тому же мистер Кин на мое счастье так и не успел узнать, за кем нас самом деле ухаживал, так что покидал меня актер со спокойным сердцем и без великих сожалений.

В свою очередь я готова была его также спокойно отпустить. В конце концов, несчастная любовь — в какой-то мере даже приятное переживание. Можно будет до старости вспоминать о том, как была без памяти влюблена в невероятно красивого юношу, но судьбы была к нам жестока.

Разумеется, когда я буду старой и седой, то уже наверняка не стану вспоминать, что вместе с грустью пришло и позорное облегчение.

Мистер Кин перед отъездом счел необходимым явиться ко мне и попрощаться лично. Даже присутствие преподобного Дарема не остановило актера, хотя на викарий молодой человек косился с подозрением и откровенной опаской.

— Значит, вы уезжаете на побережье? — спросила я у мистера Кина, который печально смотрел на меня. Синяки в свете солнца переливались всеми оттенками лилового.

Юноша пожелал перебраться из нашей деревни в захолустье в место более приятное и более пригодное для отдыха. Как и следовало поступить изначально.

— Да, мисс Бет, — с умеренной печалью подтвердил Джулиан. — К несчастью, мне стало только хуже. Надеюсь, море меня излечит.

Сцена была и на этот раз сыграна великолепно: мистер Кин стоял так, что лучи солнца падали на его лицо под самым выгодным углом, вызолотив кожу. Изумрудные глаза сияли неземным светом. Оделся юноша просто, но со вкусом. Сегодня Джулиан собирался произвести поистине сильное, возможно, неизгладимое впечатление.

Мистер Дарем возмущенно уставился на юношу. Ну да, преподобному пришлось куда хуже, поэтому жалобы столичного актера викария попросту возмущали.

— Нам всем будет вас не хватать, — произнесла я, против воли залюбовавшись молодым человеком перед собой. Хотелось запомнить его как следует.

«И мне особенно».

Разумеется, я ничего подобного не сказала. Не могла сказать, да и не хотела — не при мистере Дареме, да и не после того как Джулиан Кин продемонстрировал свое истинное, далеко не наивное лицо.

— Мне тоже будет не хватать… здешнего общества, — произнес мистер Кин и опустил взгляд. Черные ресница опустились как непроницаемый полог.

Мне так и не удалось разобрать какое выражение застыл в его глазах.

Однако насладиться красотой и меланхолией момента нам не удалось. Внезапно преподобный достал из кармана флягу, открыл ее — и с довольным смешком облил опешившего от подобной выходки актер. Фляга оказалась на удивление вместительной, так что темные вьющиеся волосы мистера Кина тут же повисли мокрыми сосульками, с которых лились ручьи воды. Пиджак, да и, подозреваю, рубашка под ним, тоже изрядно промокли.

Можно было поспорить на что угодно — вода была святой. Кто-то совершенно не умеет сдаваться.

— И чего именно вы пытались добиться этим возмутительным поступком? — искренне изумился Джулиан Кин, глядя на довольно усмехающегося священника.

С ресниц юноши словно слезы капала святая вода, которой так щедро облил мистера Кина преподобный. Джулиан поморщился недовольно, но никакого иного эффекта к великому разочарованию Генри Дарема это омовение не принесло. Ну, кроме искреннего негодования, которое отразилось на лице мистера Кина.

Глаза молодого актера округлились. Очевидно, он понял.

— Вы все равно рассчитывали, что я испарюсь? Или с криком убегу? — продолжил мистер Кин, в глазах которого словно бы промелькнула насмешка.