— Пропал один из наших сразу после того, как отошёл в пуштунскую часть лагеря, — коротко докладывает человек Алтынай. — Ушёл договориться о порядке прохождения конных часовых на дальних подступах, после чего не вернулся. Пашто говорят, от них ушёл обратно.
— Мы ничего ему не делали, — торопится выпалить Актар. — Я уже проверил. Он действительно был у нас, обо всём договорились. Решали, что ночные смены сейчас ваши, так как ваши кони на открытом пространстве чуют лучше. Между собой люди не ссорились, не враждовали. Кроме того, я сам переговорил с каждым из наших, — старик многозначительно опускает веки, намекая на то, что соврать ему не получится. — А ещё у нас тоже человек пропал. Пошёл за вашим вдогонку, что-то переспросить. Обратно не вернулся.
— Давайте честно. До пропавшего пуштуна нам дела нет, тем более что исчез он в очень интересный момент. Кони, кстати, все на месте… Нашего человека скорее всего уже нет в живых, — после паузы роняет сотник Алтынай. — Ну или куда бы он делся? Средь бела дня, внутри лагеря. Мы не обвиняем пашто, но у всего должно быть своё объяснение. И его нужно найти, потому что в противном случае… — он недоговаривает, но всё понятно и так.
Распри между народами могут вспыхнуть с новой силой и в любой момент.
— Я не знаю, как доказать, что мы ни при чём, — упрямо бычится Актар. — Если бы Разия была вашей, она могла бы прочесть каждого из нашего отряда, во всех подробностях. В вашу пользу. Но поскольку она — персиянка, ближе к нам, и вообще принята в мой род, то и насчёт её слов у туркан могут возникнуть подозрения на ровном месте. Даже если она будет говорит чистую правду, вы ей всё равно можете не поверить.
— Во-первых, опросить каждого из твоих людей могу и я сама, — начинает рассуждать вслух Алтынай, напоминая о встроенном «детекторе лжи» почти у каждого вождя здесь. — Во-вторых, есть мнение, что доказывать надо вину, а не невиновность. — Она при этом весело смотрит на меня, несмотря на остроту момента.
Ну да. Мы с ней это обсуждали. Презумпция невиновности как-то слёту и моментально осела ей в мозги, уж не знаю, по каким соображениям.
— А никаких свидетельств вины пашто лично я пока не вижу, — веско подытоживает Алтынай. — Только туманные подозрения, основывающиеся большей частью на межплеменной розни.
— Ты мудра не по годам. Я рад, что у туркан есть такой вождь, — серьёзно кивает Актар, выдыхая с облегчением. — Но теперь понять бы, что делать дальше? Сегодня ваш человек пропал. Это очень плохо. Завтра, если не найдётся и наш, это будет уже гораздо хуже.
— То понятно, — подаю голос со своего места. — Что делать — тоже понятно. Пойдём искать. Не может быть, чтоб днём, да внутри лагеря, никто ничего не увидел.
_________
Единый на первый взгляд, большой лагерь, при ближайшем рассмотрении, на самом деле представлял собой совокупность трёх поменьше. Ближе к долине, в которой велись тренировки, стояли шатры туркан — их коням требовалось больше пространства вокруг. Ближе к взгорку, вплотную к скальным обломкам, остановились пашто. А чуть дальше, как будто образуя третью вершину треугольника, стояли куффары, старший из которых явно был давним и большим другом Атарбая.
Когда Актар, Алтынай, сам Атарбай вышли из ханского шатра, абсолютно все участники похода отложили свои занятия, ожидая развития событий: конфликт между туркан и пашто буквально висел в воздухе.
Отчасти разрядила обстановку сама Алтынай, по-свойски обнимающая Актара за плечо (вопреки всем пуштунским обычаям; но у дочери Степного Хана свои представления о верном). |