Повторим — за семь или восемь лет погибло восемьсот детей. Добрая треть ночей из этих семи лет, с 1433-го по 1440-й, была посвящена убийствам, расчленению и сожжению; а дни проходили в перевозках на телеге окровавленных и изуродованных тел, чтобы спрятать их, высохших и обугленных, под сеном или в укромных местах, в избавлении от золы и отмывании крови и нечистот, чтобы в следующую ночь вновь осуществлять массовые убийства.

Пуату и Жиль де Силле должны были по вечерам приносить детей в комнату маршала. Пажи и певчие «представлялись друг другу», для «удовольствия хозяина», их осыпали дорогими подарками, чтобы заставить держать язык за зубами. Далее следовали цены содомии.

Через семь лет все это стало настоящей рутиной, и те же люди выполняли те же действия уже с абсолютным безразличием. Генриет разводил огонь и готовил банки с водой, чтобы мыть пол. Пуату знал ту минуту, в которую он должен перерезать ребенку яремную вену точным ударом ножа так, чтобы кровь брызнула в правильном направлении и попала на хозяина, целовавшего в это время свою жертву. Они смотрели, не замечая, они не обращали внимания на переплетенные страх и страдание, все это возвращало его назад, в мир живущих; ко всему, что подтверждало свое родство с ним, и, в последние минуты укрепляло его дух. Толпа понимала, что он был дьявол, колдун, убийца, но, несмотря на все это, он был плотью и кровью, как и они сами.

…Церковь настаивала на том, чтобы это дело находилось в ее юрисдикции. Это означало, что в таком случае для Жиля де Рэ все кончено. Епископ из Нанта, Жан де Шатогирон и верховный сенешаль Бретани Пьер де л'Опиталь изводили герцога требованиями о предоставлении им необходимых полномочий. И с большим сожалением Яков V отдал наконец приказ о начале суда над маршалом Франции, опозорившем такое прославленное имя; он хорошо знал, что «церковь — высший суд, и осуждает преступление, а не лицо, его совершившее», — как торжественно провозгласил сам епископ из Нанта. А Пьера де л'Опиталя значительно больше интересовали факты колдовства и магии, чем остальные, гораздо более отвратительные преступления.

Жилю необходимо было золото. Как и Эржебет Батори, с деяниями которой мы познакомимся, чуть позже, он не мог жить жизнью обычных людей, она губила его. Он привык проводить время в компании своего итальянского астронома Франческо Прелати, в своей знаменитой комнате; и когда Франческо вычерчивал черные и красные круги на каменных плитах пола, Жиль, в прекрасном темном камзоле, наносил на стены изображения двух голов, двух оленей и двух крестов, похожие скорее на гербы. Однажды, когда его слуга Пуату, один из немногих, имеющих право входить в комнату хозяина, зашел без предупреждения, Жиль вскричал: «Убирайся к черту и не возвращайся, поскольку Он идет сюда! Почти сразу после этого Пуату услышал крик совы и поступь, наводившую на мысль об огромном звере — собаке или волке. Раздался крик: «О, дьявол!» Появился маршал, белый как бумага, с кровавой раной на щеке. Он сказал: «Господин Франческо мог очень легко расстаться сейчас с жизнью» — «Монсиньор, дьявол действительно побывал у вас?» — «Да, он был там в облике огромной грязной собаки, из пасти которой капала кровь».

Чертились магические круги, связанные с планетами и их орбитами. Иногда было необходимо выходить глубокой ночью из замка, чтобы вызывать демонов спрятанных сокровищ.