Из двух братьев Гамелин один был значительно красивее другого. Жиль выбрал первого, но убил обоих.
Особенно часто дети исчезали в дни раздачи милостыни. В это время мосты опускались, и слуги замка распределяли милостыню среди бедных: еду, немного денег и одежду. И если они замечали среди детей особенно красивого, то уводили его с собой под предлогом того, что ему недостаточно мяса и они отведут его на кухню, чтобы дать что-нибудь еще.
Однако все хитрости, которые придумывались для успокоения местного населения, потеряли свою убедительность; каждый год люди удивлялись тому, как много исчезло мальчиков — даже учитывая волков, болезни, убийц и болота.
А Жиль де Силле распространял слухи, что бретонец бросил в тюрьму его брата, Мишеля де Силле и в качестве выкупа требует двадцать четыре самых красивых мальчика, которых только можно найти. Он отправил их из Машкуля, так говорил Жиль, но в семь раз больше увезли местных мальчиков из Ти-ффожа. Конечно, люди горевали, слыша об этом, но, по крайней мере, пропажам было найдено хоть какое-то рациональное объяснение. Для того времени выкуп и заложники являлись всеобщим бедствием. Кроме того, из деревень не исчезали девочки, хотя они также часто играли у воды. Не пропало ни одной, даже самой незаметной пастушки.
В своем признании Пуату будет говорить с ужасом о единственном «ребенке женского пола, когда у Хозяина не осталось мальчиков».
Ханжески фанатичная и предусмотрительная Анна Бретонская распорядилась, чтобы каждое мгновение суда над Жилем де Рэ было зафиксировано и сохранено в архивах Нанта.
Товарищи Жиля, его кузен Жиль де Силле и Роже де Бри-енгвиль струсили сразу. При первом же намеке на опасность они вскочили на коней и умчались прочь из Машкуля. Кроме двух слуг, никто не остался с Жилем, а они стали свидетельствовать в последний момент, «чтобы не быть против Бога и не оказаться навечно лишенными небесного милосердия».
«За маршалом пришли в середине сентября 1440 года. Под стенами Машкуля капитан эскорта Жан Лаббе и его люди потребовали опустить для них мосты, поскольку они служат герцогу бретонскому. Услышав имя Лаббе, Жиль перекрестился, поцеловал талисман и сказал Жилю де Силле: «Достойный кузен, вот момент обращения к Господу».
Задолго до того дня его астролог предсказал, что о его смерти объявит аббат; и что он сам будет монахом в аббатстве. Предсказания сбывались. Но с той только разницей, что в склепе Нантских Кармелиток осталось лишь его тело.
Жан Лаббе приказал маршалу следовать за ним. Генриет и Пуату пожелали сопровождать хозяина. Остальные же, спасаясь, вскочили в седла и пришпорили коней.
Яков V запретил обыскивать замок, чтобы выиграть время до получения убедительных доказательств. Маршал оседлал лошадь и последовал за бретонцами. Его губы шевелились в молитве. Когда они проезжали деревни, по обеим сторонам дороги раздавались проклятия. В Нанте, вместо того чтобы отправить его в замок Тур-Нев, где остановился герцог, Жиля, к его глубокому удивлению, сопроводили в зловещий замок Буффэй, место свершения правосудия в герцогстве. К счастью, там он не остался один. Кроме слуг, ему позволили оставить своего органиста, хотя конечно же, в его тюрьме не было ни органа, ни архидьякона, ни певчих.
Тем временем от архиепископа пришло указание запретить ему исповедоваться и любое общение; это было самым тяжелым испытанием.
Церковный трибунал должен знать обо всем происходящем в человеческой душе и судить об этом по поведению тела. Поэтому важно было знать, посредством какого расстройства органов чувств сатана проникает в человеческое существо.
Чтобы спасти свою душу, Генриет говорил первым. Он подробно рассказал, как около восьми лет назад наткнулся на труды Светония и Тацита в библиотеке дяди Жиля. По указанию Жиля, которому тогда стало очень скучно, Генриет читал вслух своему хозяину, переводя с латыни, о преступлениях Тиберия, Калигулы и других цезарей. |