С людьми, даже самыми близкими, даже с теми, кто прекрасно знал, кем является их друг-оборотень, так откровенно общаться было невозможно — многого они бы просто не смогли понять. Однако кроме всего этого, была еще одна вещь, связывающая членов стаи сильнее, чем дружба, или взаимопомощь, или общая тайна — это было что-то, чего они, возможно, сами толком не понимали, но зато крайне остро ощущали каждый месяц за мгновение перед тем, как на несколько часов лишиться всего, что в них оставалось человеческого.
И именно из-за этой необъяснимой, но слишком сильной связи Борису страшно не хотелось плохо думать ни об одном из членов своей стаи. Даже о Тимофее, который его укусил, даже о легкомысленной Илоне и вредном Афанасии, даже о безответственном Громове… «Стоп, — спохватился Дымков, — а не мог ли Громов сам позвонить охотникам? Испугался, что те все равно узнают и, в лучшем случае, навсегда запретят появляться в городе, и решил, что „чистосердечное признание“ ему поможет? Или просто совесть замучила? Хотя нет, это вряд ли…»
Во всяком случае, сбрасывать Антона со счетов не стоило. И все-таки Борис сомневался, что этот молодой парень мог донести охотникам на самого себя — слишком уж это было не в его эгоистичном характере. Впрочем, другие члены стаи тоже мало подходили на эту роль. Филипп изначально пытался скрыть от «оппонентов» появление новичка хотя бы до того времени, пока его не найдут. Вера по уши влюблена в Антона. Тимофей слишком хорошо знает, каково Громову сейчас, так что звонить охотникам у него, скорее всего, просто рука не поднимется. И другие девушки, кстати говоря, тоже должны хорошо его понимать. К тому же Вера — их подруга, они еще в школе вместе учились, и вервольфами стали все вместе, в одну ночь. Не станут они подставлять ее парня! Хотя, если задуматься, кто этих женщин разберет? Может, и станут, если кому-то из них Антон тоже нравился…
Дымков отложил начисто обглоданную кость, облизнулся и встал, чтобы вымыть руки. Нерассмотренными оставались только Илона и Афанасий. Оба еще ни разу никого не кусали — по крайней мере, в полнолуние — то есть полностью прочувствовать, как должен переживать Антон, были неспособны, зато обвинить его в неосторожности могли запросто. К тому же Илона сегодня, вместо того, чтобы выполнять задание Филиппа, преспокойно уехала из города — не сигнал ли это, что распоряжения вожака стаи для нее не так важны, потому что в случае чего, она рассчитывает на заступничество охотников? Кстати, к тем вервольфам, на счету которых не было никаких — ни убитых, ни просто укушенных — жертв, охотники всегда относились более мягко, и если бы они решили сделать кого-то из стаи Филиппа своим информатором, то наверняка в первую очередь предложили это кому-нибудь из своих «любимцев».
«Постой-ка, — Борис вдруг хлопнул себя по лбу. — Если все так, как ты думаешь, почему эти чертовы „защитники людей“ не попытались прежде всего завербовать тебя? Или они пытались, а ты, наивный дурак, даже этого не понял, и тогда охотники взялись за Илону?» Он стал судорожно вспоминать все свои визиты в охотничий штаб, все встречи с Кимом и его коллегами и телефонные разговоры с ними. Все они проходили по-разному, иногда весьма напряженно, как сегодня, когда они с Кимом чуть не полезли друг на друга с кулаками, а иногда настолько спокойно и мирно, что со стороны Дымкова и его собеседников, наверное, можно было бы принять за лучших друзей. Случалось, что его расспрашивали об остальных членах стаи, но он всегда отвечал лишь то, о чем ему предварительно разрешал рассказывать Макеев, и охотники это знали. И никаких намеков, не говоря уже о прямых предложениях рассказывать им что-то без ведома вожака ему никто никогда не делал. И вообще все разговоры с охотниками были самыми обычными: Борис приходил, отчитывался перед ними и уходил, а они слушали его и время от времени уточняли некоторые моменты, крайне редко отвлекаясь на какие-нибудь посторонние темы. |