ОК – Так что же, без специалиста все‑таки не обойтись? Самодиагностика исключается?

ДС – Не исключается, но и диагностика специалиста не всегда бывает надежной…

ВЛ – Очень желательно специалисту быть и психологом, и опытным врачом‑психиатром.

Первое дело – определить, куда, по‑морскому говоря, ветер дует, куда человека несет или уже принесло; дошло ли (или дойдет ли) снижение настроения до депрессивного состояния…

ОК – Почему подчеркиваете – состояние?…

ВЛ – Потому что депрессия – не тварь или хворь вроде кори, а именно состояние – переменное качество бытия, сравнимое с состоянием вещества: твердое, жидкое, газообразное, желеобразное…

ДС – Депрессия может быть проявлением разных жизненных кризисов, конфликтов, болезней; некоторые из них удается определить, понять…

ВЛ – Обнищание щитовидки, подлости почек, кошмары кишок, нечисть в печени, шлаки в мозгу…

ДС – …А другие не улавливаются: депрессия есть, а болезни, реального кризиса, травмы, конфликта – не видим, не понимаем… В этих‑то случаях о депрессии говорят как о болезни самостоятельной. Так в прежние времена все недуги, сопровождаемые повышением температуры, называли лихорадкой. Пока не знаем причины, определяем страдание только внешне, через сумму симптомов.

ВЛ – Да, обычно депрессия – только надводная часть айсберга замерзающей души…

Не все то география, что на земле

левическое отступление

В школьные годы я любил географию, хоть и почти не читал учебник. Географичка у нас была симпатичная, добрая, смешливая, из породы пышечек (подробности дальше); мы, пятиклашки мужской школы № 313, величали ее меж собой простодушным прозвищем «Сиська», так уж она весело выглядела, что иного в головы не приходило.

С жизнерадостным подхихикиваньем, при котором, как не могли мы не замечать, вся ее география подпрыгивала и приплясывала, заставляла нас учить, где в Америке залегает железная руда, где в Польше добывается соль, в Германии уголь – Рурский бассейн так и лежит черным мамонтом в вечной мерзлоте моей памяти…

Нет, не игривые достоинства милой учительницы влекли меня к означенному предмету.

Карты, атласы, глобусы, компасы – вот любовь моя и поныне. Не учебные пособия это! – не предметы, а существа, живые и завораживающие.

Очарование, магия! Зримое чудо мгновенного перемещения в иные миры! Путешествие в неизведанные дали одним лишь прикосновеньем указки, карандаша или только взгляда…

Леса, реки, долины, дороги, озера, горы, джунгли, пустыни, моря, океаны – такое все маленькое и большое, так просто и правильно нарисовано, такими ясными линиями и убедительными цветами. Проливы с чудесными берегами, дивные острова с уймой всевозможных зверей и птиц, с дикарями – вот, все перед тобой – входи и будь тут, погружайся, живи!..

Рассматривать карты я мог часами, они меня гипнотизировали, приводили в экстаз; каждый миллиметр их поверхности излучал счастье постижения мира. Какой восторг – обстоятельно прогуляться по какой‑нибудь из великих сибирских рек; полазить по Гималаям или по Андам; неспешно, вкусно прошествовать по излучинам Амазонки…

Корень этой страсти в том, что я с раннего детства обожал рисовать, не просто любил, а именно обожал  – рисунок для меня был и остается божественным действом, творящим миры.

Всегда верил изображению как действительности – как бы ни было оно далеко от реальности, искал и находил в нем признаки настоящести. Душа подсказывала: если что‑то изображено искренне – если изображающий сам поверил тому, что изобразил, то и ты можешь этому верить, пусть даже изображение неполно или абстрактно, ошибочно, убого, нелепо – все равно что‑то тайное и главное, какое‑то живое первоначало – зерно бессмертия! – в образ поселено и живет…

Любой ребенок знает: рисовать можно все то, что видишь вокруг себя, и все то, что видишь внутри – вспоминаешь, воображаешь или придумываешь.