Такова была реальность судебного разбирательства дела о совершении особо тяжкого преступления, не предусматривающего освобождения обвиняемого под залог.

Джек понимал, что все подобные процедуры, являясь, в общем-то, обычными, деморализующе действуют на Линдси. Она сменила свой деловой костюм на тюремную робу, а наручные часы — на кандалы. Вместо того чтобы забраться в свою постель и поцеловать сына, пожелав ему доброй ночи, она вновь оказалась на тюремной койке. Лежа без сна, она будет проигрывать в уме завтрашнее заседание или снова анализировать сегодняшние показания свидетеля. Тюремные осведомители будут стараться подружиться с ней, заставить разговориться о ее деле, надеясь узнать какой-нибудь маленький секрет, который позволит им подлизаться к прокурору и выторговать у него сокращение срока содержания под стражей или вообще досрочное освобождение. Она замкнется в себе и будет пытаться отвлечься и не думать о том, что, возможно, ей лучше умереть, чем провести остаток дней в заключении, или размышлять над тем, действительно ли смерть от летальной инъекции является легкой. Ее мысли останутся ее личным делом, и ей не с кем будет ими поделиться, даже со своими адвокатами.

Так что сегодня поздно вечером Джеку и Софии оставалось самим разрабатывать дальнейшую стратегию поведения на суде.

— Как, по-вашему, мы выглядели сегодня? — спросил Джек. Он сидел за столом у себя в столовой, напротив Софии. После долгих вечеров в адвокатской конторе они с Софией договорились, что свои ночные бдения будут устраивать попеременно то у него дома, то у нее.

— Вы наверняка потеряли присяжных заседателей номер три и номер шесть. Может быть, еще и номер два. Но ведь мы с вами знали об этом еще до начала заседания. Любой из них вполне подходит на роль вероятного кандидата в президенты клуба поклонников Алехандро Пинтадо.

Джек глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух из легких.

— У меня такое чувство, будто я настраиваю против себя все американское население кубинского происхождения.

— В этом и заключается ирония, не правда ли? И это после всего, через что вам пришлось пройти, чтобы узнать правду о своей матери и о своих кубинских корнях.

— Когда этот процесс закончится, нам с вами, наверное, придется переехать в Айову.

— Зато моя мать наконец-то будет счастлива. Я выйду замуж, сменю фамилию, стану своей среди жителей предместья.

— Вы уже ведете речь о замужестве, а? Должно быть, прошлой ночью у вас было грандиозное свидание.

— Я рассуждаю чисто теоретически.

— Получается, он оказался никчемным субъектом?

— Я этого не говорила.

— Определенно так оно и было. В этом я разбираюсь, можете мне поверить.

— Должно быть, вы считаете себя очень умным?

— Еще бы. Ведь я — адвокат, выступающий в суде первой инстанции. У меня хорошее чутье.

— Ну, хорошо, — заметила она с улыбкой. — Итак, если не считать обугленного «мустанга» перед вашим домом, сколько раз это ваше пресловутое чутье подводило вас?

— У-у. Это нечестно, София. Но… я был прав, не так ли? Он и в самом деле никчемный субъект?

— Хорошо-хорошо, вы были правы. Но кто вы такой, чтобы осуждать меня? Ваш приятель Тео рассказал мне о вашей далекой подруге в Африке. Как там ее зовут — Рамапитек или еще как-то?

— Рене.

— Да, Рене. Та самая, которая наведывается к вам в гости раз в два-три месяца.

— Она — педиатр. И там она работает в благотворительной организации. Рене приезжает в Майами тогда, когда может.

— Это не совсем то, что рассказал мне Тео. Он говорит, что она прилетает, ломает вашу кровать, потом улетает.