Изменить размер шрифта - +
Лёвка, продолжая морщиться, сказал Кольке:

— Вон у того в кармане — блокнот Сашки…

Колька кивнул, нагнулся над трупом, извлёк коричневую потрёпанную книжечку, перебросил Славке — тот поймал её не глядя, спросил врача:

— Так кто велел извлечь пулю и обыскать труп?

— Савостьев, — выдохнул врач, закатывая на Лёвке рубашку.

— Начальник городской… — изумлённо начал Колька.

— …полиции, — раздалось от входа. Вошёл Полоцкий — бесшумно вошёл, один, без оружия (в коридоре слышался шум). Смерил Славку взглядом (перед этим скользнув глазами по Кольке) — Муромцев подобрался, таким Колька его никогда ещё не видел.

— Именем Огня, брат, — обронил министр непонятную фразу. — Помни.

— Во имя Огня, брат! — выпалил Славка, став сейчас ужасно похожим на полувзрослого волчонка, которого одобрительно толкнул носом после охоты большой и сильный вожак, непререкаемый авторитет. — Я помню.

Министр улыбнулся — коротко, но очень ярко, как будто щёлкнула на весь мир ослепительная вспышка.

 

9.

В блокноте оказалась схема — стрелки, кружки, имена, фамилии и адреса. Колька увидел это мельком, блокнот забрал Полоцкий. Но уже было ясно, что Санька погиб, потому что выполнил задание своего командира — сделал то, что обещал на большом совещании Лёвка. Однако, видимо, действовал он слишком прямолинейно и слишком понадеялся на тактику "одинокого волка" — и был убит, уже когда возвращался в Верный. То, что собранные им материалы не пропали, было просто чудом — за его блокнотом велась спешно организованная, но бешеная охота, даже гигантская по масштабам драка на окраине и покушение на Бахурева были организованы лишь с целью отвлечения.

Начальника полиции Верного Савостьева арестовали тем же утром. Он сумел уцелеть во время масштабной чистки за несколько месяцев до этого, потому что ни с кем из арестованных тогда не был связан — глубоко законспирированная сволочь, которой двигала, видимо, ненависть к Бахуреву и Империи, в его представлении олицетворявшим крах привычного и удобного мира… А в штабе "Охотников" воцарилось оживление, граничащее с умоисступлением. В каком-то смысле, веселье было кощунственным, потому что парень, добывший сведения, сейчас лежал у себя дома в ожидании похорон.

Вот только едва ли даже он сам посчитал бы свою жизнь более ценной, чем добытые им и спасённые товарищами сведения.

Колка сначала ликовал вместе со всеми, но потом как-то резко устал. Заболела голова, начало ломить левую руку. Он вяло подумал, что уже давно нормально не высыпается, выбрался из помещения штаба и, пройдя коридорчиком, улёгся на диван в тупичке — на нём отдыхали сменные дежурные, как правило. Уснул он почти мгновенно…

…Ему снился странный сон. Он шёл по тропинке к дому — хутору-пятистенку с надворными постройками, с баней. На крыльце стояла женщина, и Колька остановился.

Это была его мать. Одетая в рабочие джинсы, плотную рубашку — как на немногочисленных фотографиях в альбоме.

— Здравствуй, ма, — сказал Колька, подойдя ближе.

— А я тебя ждала, — она спустилась навстречу и положила руки на плечи юноши. — Как ты вырос…

— Да, наверное, — он улыбнулся. — Я очень устал, мам…

— Я думала, ты уже никогда не придёшь, — женщина обняла его. — Что ты совсем забыл с друзьями обо мне.

— С друзьями… — Колька усмехнулся. — Какие там друзья…

— Пойдём домой, — пригласила женщина.

Быстрый переход