Гульнара движением, точной копией жеста отца, тоже сложила руки на груди.

— Никуда я не пойду. За себя решаю я. И замуж я за него не пойду.

Булат услышал шумный вздох и перевел взгляд на Ватаева-старшего. На его виске снова с оттяжкой забилась жилка.

— Гульнара… — только глухой не услышал бы, с какой угрозой прозвучал его голос. С угрозой и с предупреждением. Но Гульнара не дрогнула.

— Допускаю, что разочаровала тебя. Даже, скорее всего, так. Но… — она прерывисто вздохнула. Булат увидел, как на ее щеках появляется румянец. — Но того, в чем ты меня… нас подозреваешь… не было. Я знаю это точно… — совсем тихо закончила она. А потом вдруг метнула взгляд на Булата. — Так ведь?

Булату вдруг совершенно безотчетно захотелось отказаться от того, что ему так щедро предложили. Но он через силу кивнул.

— И все же, Гульнара…

— Нет, — она снова проявила непочтительность и перебила отца. — Я не пойду за Булата замуж. И точка.

Вообще-то, согласия Булата еще и не спрашивал никто, а Гульнара уже отказывается. Булат покосился на все более сильно, с оттяжкой бьющуюся жилку на виске отца почтенного семейства. Нехорошо. Надо как-то напряжение сбросить.

— Интересно, почему? Чем я тебе в качестве мужа не угодил?

Гульнара сначала молча смотрела на него молча удивленным взглядом.

— А вдруг ты женат?

— Нет.

Она неожиданно улыбнулась. И ее улыбка буквально осветила этот темный бар.

— Я тебя совсем не знаю. А ты меня знаешь исключительно с самой некрасивой стороны. Вряд ли из этого получится что-то хорошее. — Гульнара встала, посмотрела на всех троих по очереди. — Приятного вам… уже скоро утра, наверное. Я и в самом деле пойду. Не буду мешать вашему мужскому разговору. Я все сказала. Я очень люблю тебя, папа. Но таким образом ты меня замуж не выдашь.

Три мужских взгляда проводили изящную девичью фигурку.

Да, похоже, в этой семье не патриархат, а нечто ровно противоположное. А про себя Булат понял, что неожиданно разочарован. Осталось понять — чем.

* * *

— Я до сих пор не могу поверить в то, что это произошло.

— По-моему, ничего страшного не произошло.

— Надеюсь, ты так шутишь?!

Милана понимала, чувствовала, что ситуация острая. Что Марат так и не успокоился. Но та головомойка, которую он устроил дочери, еще стояла у нее перед глазами. Гуля молодец. Держать удар умеет. Но уехала она от них бледная и подавленная. При дочери нельзя подвергать сомнению авторитет отца. Но сейчас, наедине, самое время вправить Марату Хасановичу мозги.

— Я не шучу. Девочка немножко загуляла. И все.

— Она напилась пьяной и провела ночь с мужчиной.

— И?

— Она опорочила себя!

Милане очень хотелось взять в руки что-нибудь потяжелее и… И это бесполезно. У нее невероятно твердолобый муж.

— Насколько я понимаю, они тебе оба — и Гульнара, и этот мужчина — сказали, что между ними ничего не было. Ты же сам мне рассказал, что нашел Гульнару в ванной комнате. И что она там заперлась. Ты не веришь своей дочери?

— Девушки из приличной семьи так не поступают!

— Поступают. Я могу даже тебе рассказать — почему.

— Я тоже могу сказать — почему! Это все твое влияние, Милана! Ты слишком много ей позволяешь и лишком часто ее защищаешь!

На кухне повисла оглушительная тишина.

— То есть, ты хочешь сказать, что я плохо влияю на твою дочь? Что я делаю для Гульнары… плохо?

Марату мгновенно стало дурно.