— Недалеко?

— Рядом.

Махамад показал на одну из вилл впереди.

— Ты выходил из помещения?

— Я посмотрел в то окошко. — Он показал. — Оно было открыто.

— А потом?..

Сторож помолчал.

— Они прошли тут рядом. Двое. Оба высокие. Худощавые. Один, показалось, игуди. Что-то говорили…

— На арабском?

— По-английски…

— Уверен?

— На сто процентов. Внизу у них стояла машина. Я ее до этого не заметил. Вон там, у горы с землей, которую навезли.

— Больше ничего не было той ночью?

— После них с Холма спустились. Тоже двое. Расспрашивали.

— Тоже на английском?

— Да. Я сказал, что никого не видел. И подумал про тебя. Ты знаешь, как сделать.

— Спасибо. Эти двое… С виллы. Они секьюрити?

— Секьюрити и его босс… Похоже русские.

Юджин Кейт посмотрел на часы. Пора было, как он обещал, ехать в полицию Округа.

КПП полиции на Русском Подворье венчало тупик.

Дальше дорогу преграждал понятный каждому дорожный знак — поднятая ладонь внутри красного круга. С десяток арабских женщин с передачками для арестованных, в белых платках, в платьях до земли, стояли поодаль.

Минуя полицейских у тротуара, Юджин Кейт прошел во внутренний двор с увитым зеленью трехэтажным зданием, кивнул знакомому детективу.

— Шмулик у себя?

— На месте.

Юджин Кейт начинал здесь. И не без успеха. Его портрет — удачливого полицейского детектива не раз появлялась в «Едиот ахронот» и других газетах, однажды ею даже украсили обложку американского «Newsweek» — номер был посвящен борьбе с русской мафией…

Потом отсюда его перевели во Всеизраильский Штаб полиции, в Матэ Арци.

Там у него начались проблемы.

Подстрекаемая прессой, как на иврите, так и на русском, продвинутая общественность, потребовала полицейской крови, потому что некий финансист содержался слишком долго под стражей, а следаки все не могли сформулировать обвинение.

Пенсионеры с транспарантами «Сегодня — он, завтра любой из нас!» демонстрировавшие у Матэ Арци, в конце концов, получили голову Юджина Кейта.

Он попал сюда, в Округ, снова, когда Штабу понадобилось возложить на кого-то внизу вину за неудачные действия политиков. Юджин Кейт не мог не думать об этом, каждый раз попадая сюда.

— Опять к нам? — усмехнулся знакомец.

— Испугался?

— Да нет, вроде. Милости просим.

Знакомым коридором прошел к внутренней лестнице. Фотографии на стенах не менялись. Все те же полицейские с дубинками поджидают демонстрантов…

Здесь все было по-прежнему.

Знакомые лица в коридорах…

Та же пальма в кадке. И та же широкая религиозная дама в проеме распахнутой двери мужского туалета — в длинном платье до пола, в плоской круглой шляпе. Со щеткой в руке…

Юджин Кейт прошел мимо кабинетов бывших коллег.

Его приход тогда только сплотил на время здешних корифеев, увидивших в нем угрозу их честолюбивым планам.

Сегодня — вернувшийся в Штаб — он больше не был для них конкурентом.

Шмулик — уже в форменной, с короткими рукавами сорочке — сидел у себя за столом, под репродукцией «Первого Храма» в излюбленной позе — положив перед собой оба огромных кулака — большие, как мячи для регби.

— Шалом, Юджин.