— Извини, Лоуренс, я не знал.

— Я думал, что смогу воспитать их добрыми и порядочными людьми. Видит Бог, я так старался. Но теперь — кончено. У меня больше нет сыновей.

Енох видел муку в глазах своего друга и понимал, что, вряд ли сможет помочь ему словом или делом.

— Вот почему я решился рассказать тебе правду.

— Так венец здесь? В этом доме? Разреши мне взглянуть на него! — Он не мог дольше сдерживать свое нетерпение.

— Судя по всему вряд ли кто-нибудь увидит венец до моей смерти.

— Почему ты говоришь так?

Лоуренс объяснил, почему он спрятал сокровище и кому позже адресовал свои три книги.

— На самом деле я намеревался завещать книги Филиппу и Роберту. Но теперь я не хочу иметь с ними ничего общего. Я решил, что после моей смерти книги достанутся трем людям, любящим венец так же, как и я. Один из них — ты, другой — Мэттью Маккитрик, молодой человек из Бостона, я переписывался с ним, а последний — мой лучший друг, отец Эдвард Брэдфорд.

— Но, Лоуренс, что толку откладывать? Зачем эти глупые условности: люди узнают о венце только после твоей смерти. Мы же твои друзья. Ты сам понимаешь, что все эти годы я искал его не ради наживы. Я хотел найти венец, потому что трудно переоценить его историческую ценность.

Лоуренс подумал, что Енох прав. Он написал книги, чтобы помешать своим сыновьям продать реликвию. Они не интересовались ничем, кроме денег.

При мысли о сыновьях его грудь пронзила мучительная боль.

— Возможно, ты и прав… — ответил Лоуренс. Енох увидел, что его друг внезапно побледнел.

— Ты в порядке?

— Я немного устал, вот и все. — Лоуренс пытался преодолеть боль, но это было нелегко.

— Мы ждали так долго, один день ничего не решит. Давай поговорим завтра.

— Отлично. Встретимся вечером. Скажем, в семь часов, хорошо?

— Я буду здесь. — Енох собрался уходить, но перед уходом все-таки задал еще один вопрос: — Скажи, венец так же прекрасен, как говорит легенда?

— Гораздо лучше, — сказал Лоуренс, и глаза его засветились при воспоминании о том, как он впервые увидел Венец Желаний.

— До завтра.

Проводив друга, Лоуренс поднялся в свою спальню. Он чувствовал себя отвратительно.

Как обычно, Генри оставил пузырек с каплями на ночном столике. Лоуренс сел на кровать, налил себе двойную порцию и, поморщившись, проглотил. Интересно, почему лекарство кажется ему сегодня особенно горьким? Может быть, просто показалось? Или это оттого, что он пьет его после сладкого ликера? Люди говорят, чем горше лекарство, тем быстрее оно помогает. Быть может, оно облегчит боль в груди.

Едва Лоуренс разделся, как резкая боль пронзила все его тело, по рукам прошли судороги. Он сжал кисти, стараясь успокоить их, но дрожь не прекращалась. Сердце у Энтони болело нередко, но сердечный приступ проявлялся иначе. Он с удивлением посмотрел на свои руки, потом перевел взгляд на пузырек с лекарством и вдруг все понял: Филипп… Роберт… Неужели они могли сделать это? Неужели решились?.. Предсмертная судорога, внезапно потрясшая все его тело, послужила ответом: яд…

Темнота сомкнулась над ним. Последнее, о чем успел подумать перед смертью Лоуренс, — это то, что он был прав, изменив завещание. Теперь его дети никогда не получат Венец Желаний. Тщетны, оказались все их интриги… и даже убийство.

Глава 3

Ранним утром следующего дня Генри, как обычно, постучал в спальню мистера Энтони. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, потом открыл дверь и заглянул внутрь.