Ф’лессан аккуратно поставил перед Тай ее тарелку. Еды на тарелке было столько, что девушка не была уверена, сможет ли все это одолеть.

— Я принес тебе кое-что попробовать. Это нравится мне самому. Вот, только что из печи. — Он поднял свой стакан. — О, музыка! Прекрасно!

Он быстро расправился со второй порцией, да и у Тай с ней тоже не возникло проблем; впрочем, ее родители всегда внушали, что «следует съедать все, что положено в тарелку, и быть благодарной». Девушка поспешно отхлебнула белого бенденского: в последнее время она не думала о своей семье. Ее жизнь совершенно изменилась, даже до того, как она запечатлила Зарант’у. Зарант’а и Монако-Вейр — теперь это была ее семья, с которой она была связана прочнее, чем с кровной родней.

Девушка заставила себя не думать о семье и прислушалась к музыке. Она даже не заметила, как пустые тарелки были убраны, а вместо них на столе появились корзины с южными фруктами, северными орехами и сладкими пирожками. Подали кла; Тай заметила, что Ф’лессан пьет больше кла, чем вина. Вино он потягивал небольшими глотками.

Ожидалось, что гости празднества присоединятся к хоровому исполнению баллад. Однако, когда Ф’лессан открыл рот и присоединился к общему хору, Тай была потрясена. И этот человек жаловался на то, что ему не нравятся голоса файров?.. Они, по крайней мере, всегда пели в тон, приукрашивая мелодию по своему разумению. Но Ф’лессан даже не способен был держаться основного мотива! Конечно, он пел не на одной ноте, но настолько близко к этому… Тай оставалось только надеяться, что соседи сумеют заглушить его пение. Впрочем, «пение» — это было слишком сильно сказано: он скорее громко проговаривал слова, причем даже и не думал останавливаться. За соседним столом отчаянно жестикулировали, требуя, чтобы Ф’лессан замолчал или ушел подальше, но он только приветственно махал рукой в ответ.

Может, ей попробовать заглушить его? У нее было контральто, но она, по крайней мере, уверенно держала мелодию и была достаточно музыкальна. К тому же и сам Ф’лессан принялся активно жестикулировать, явно настаивая на том, чтобы она запела. Их глаза встретились, и, поймав этот веселый, чуть насмешливый взгляд, девушка вдруг поняла: Ф’лессан прекрасно знает, как плохо он поет; просто ему все равно. Девушку поразило, что он с такой непринужденностью и без малейшей тени смущения демонстрировал свой недостаток. Миррим критиковала его за непостоянство и легкомыслие — но почему же она ничего не сказала о том, что у него нет слуха?..

Не прерывая своего немузыкального пения, он приложил ладонь к уху, показывая, что плохо слышит девушку. Из чувства противоречия она набрала воздуху и запела, надеясь, что поет достаточно громко, чтобы заглушить его. Ф’лессан энергично закивал с выражением удовлетворения и замахал руками, дирижируя. У него хорошее чувство ритма, отметила Тай. После того, как отзвучал финальный хор, он закрыл наконец рот и принялся бурно аплодировать.

— Почему ты поешь, если знаешь, что не умеешь петь? — понизив голос, спросила девушка.

— Потому что я знаю все слова, — без малейшего смущения ответил он.

Она рассмеялась, беспомощно всплеснув руками. Выступление этой группы арфистов закончилось, и Ф’лессан поднялся, оглядывая другие столы и отвечая на приветствия. Было очевидно, что Тай он покидать вовсе не собирается.

Внезапно кто-то окликнул его:

— Мы так и думали, что это твой рев, Ф’лессан!

Тай безошибочно узнала Т’геллана и Миррим, пробиравшихся к ним. Нет, так не годится!.. Менее всего ей хотелось встречаться с ними сейчас. Пока бронзовый всадник подзывал Т’геллана и Миррим, Тай поднялась и, задержавшись, только чтобы прихватить свой стакан с вином (белое бенденское слишком хорошо, чтобы оставлять его), скользнула в тень и пошла прочь.