Есть что-то гнетущее в девственных ганимедских пейзажах. Тут так тихо – тише, чем в библиотеке. Не то что на Земле – там всегда слышны какие-то звуки, даже в пустыне. Проходит час-другой, и это безмолвие, и голые скалы, и лед, и кратеры начинают действовать мне на нервы.
– Пошли! Не дрейфь! – сказал Хэнк и полез наверх.
Ущелье не вело ни в какую долину; оно образовывало нечто вроде коридора в горах. Одна стена была поразительно ровная, будто кем-то обтесанная. Мы прошли вперед, а потом я решил повернуть обратно и остановился, чтобы позвать Хэнка, который вскарабкался на выступ на противоположной стене, намереваясь запечатлеть картину на пленке. Я повернулся – в глазах мелькнуло цветное пятно. Я подошел поближе. Это были кристаллы. Я уставился на них, а они, казалось, на меня.
– Эй, Хенк! – позвал я. – Давай сюда на полусогнутых!
– В чем дело?
– Иди сюда! Здесь есть что щелкнуть! Он спустился и подошел ко мне. Ахнул, затаил дыхание, потом наконец выдохнул:
– Черт! Зажарьте меня в пятницу!
И принялся щелкать затвором. Я в жизни не видал таких кристаллов, даже сталактиты в пещерах не шли ни в какое сравнение. Кристаллы были шестигранные, изредка попадались четырехгранные, а некоторые сверкали аж двенадцатью гранями. Их было видимо-невидимо – от маленьких, похожих на грибочки, до стройных длинных клинков по колено высотой. Потом мы нашли и по грудь.
Это были не просто призмы – они ветвились, изгибались… но что нас вконец сразило, так это расцветка.
Они сияли всеми цветами радуги и на глазах меняли окраску. В конце концов мы пришли к выводу, что они вообще бесцветны, просто преломляют свет. По крайней мере, так утверждал Хэнк.
Он отснял целую пленку и сказал:
– Пошли посмотрим, откуда они растут.
Мне не хотелось. Меня вымотал подъем, а правый бок давал о себе знать на каждом шагу. Наверное, у меня кружилась голова: когда я смотрел на кристаллы, они начинали водить хоровод, и мне приходилось прищуриваться, чтобы их остановить.
Но Хэнк уже поскакал вперед, и я последовал за ним. Кристаллы, похоже, гнездились поблизости от ущелья, которое весной превращалось в русло потока. Очевидно, им нужна вода. Вскоре нам преградил дорогу ледниковый нанос на дне ущелья – толстый, древний ледник, прикрытый сверху тонким слоем прошлогоднего снега. Кристаллы проделали в нем проход и по бокам тоже расчистили пространство по нескольку футов.
Мы устремились вперед. Хэнк поскользнулся и ухватился за кристалл. Тот надломился с громким ясным звоном, будто серебряный колокольчик. Хэнк выпрямился и тупо уставился на свою руку. На пальцах и ладони темнели параллельные порезы.
– Это послужит тебе уроком, – сказал я, вытащил пакет первой помощи и забинтовал ему руку. – Пошли назад.
– Ерунда! Из-за нескольких царапин? Только вперед!
– Слушай, Хэнк, я хочу вернуться. Мне что-то нехорошо.
– В чем дело?
– Живот болит.
– Ты слишком много лопаешь, в этом вся проблема. Тебе полезно маленько порастрястись.
– Нет, Хэнк. Мне нужно вернуться.
Он поглядел вверх, помялся и сказал:
– Билл, сдается мне, я вижу, откуда растут кристаллы. Это недалеко. Ты подожди здесь, а я сбегаю на разведку. Вернусь – и сразу рванем в лагерь. Я быстро, честное слово.
– О’кей, – согласился я.
Хэнк полез наверх, я немного постоял и поволокся следом. Еще в бытность мою «волчонком» мне накрепко вбили в голову, что по незнакомой местности нельзя ходить поодиночке.
Через пару минут я услышал его вопли. Поднял глаза и увидел, что Хэнк стоит перед большой черной дырой в утесе. |