Морис Джонсон сразу понял, кого в этом доме нужно лечить. Он давал советы не столько дочери, сколько родителям.

— Морису легко так говорить. Мы ведь не переживаем за его детей, — ответила Аннабел.

— Да, конечно. Но, честно говоря, за своих детей Морис и Грейна не переживают тоже.

Кит Хегарти лежала в своей узкой кровати и слышала вой противотуманной сирены, бой городских часов и шум машин, время от времени проезжавших мимо. Таблетки не помогали. Сна не было ни в одном глазу.

Все были добры к ней. Никто не жалел на нее ни времени, ни сил. Жившие в доме мальчики, побледневшие от потрясения, сказали, что они могут уехать в другое место. Их родители позвонили из деревни. А эта маленькая миссис Хейз из соседнего дома, которую Кит едва знала, оказалась надежной, как каменная стена. Прислала свою сестру готовить и следить за хозяйством. Священники в Дунлаогхейре тоже были замечательные. Трое или четверо весь вечер ходили то туда, то сюда, говорили добрые слова, беседовали с другими людьми, пили чай и изо всех сил пытались разрядить обстановку. Но Кит хотелось остаться одной. Хотя бы ненадолго.

Единственным, что осталось в ее памяти от этого бесконечного дня, состоявшего из ста часов, были слова монахини. Возможно, тети той девушки, которая была ранена во время несчастного случая. Она поняла, что мотоцикл был Фрэнку необходим. Никто другой этого не сказал. Странно, что это смогла понять именно монахиня. Приглашение было настойчивым. Кит решила съездить в монастырь и навестить ее. Позже, когда к ней вернется способность соображать.

Когда на следующее утро Бенни поднималась по ступенькам университета, то решила, что за прошедший день все студенты успели перезнакомиться. Вестибюль был заполнен людьми, которые стояли группами, смеялись и громко приветствовали друг друга.

У всех были друзья.

Раньше Бенни встревожилась бы, но сегодня ей не было до этого дела.

Она спустилась по лестнице в подвал, где была раздевалка. Там слегка пахло карболкой, как в школе. Потом снова поднялась на первый этаж и прошла в Дамскую Читальню. Тут школой и не пахло. Похоже, никто не считал, что это место предназначено для чтения. Одни девушки красились, стоя перед зеркалом над каминной полкой, другие просматривали висевшие на доске объявления о продаже тех или иных вещей, дополнительных уроках, предложения вместе снять комнату или вступить в то или иное землячество.

Одна группа вела себя особенно уверенно. Девушки смеялись и вспоминали о летних каникулах, проведенных за границей. Испания… Италия… Франция… Объединяло их только одно: язык за это время они не освоили, дети, за которыми они присматривали, были ужасными, а ужинали там очень поздно.

Они были рады, что вернулись.

Бенни впитывала их слова как губка. Во время ленча она еще раз навестит Еву и все ей перескажет. Утром Ева была бледной, усталой, но веселой. Мать Фрэнсис обещала все уладить. Ее ни в чем не обвиняют.

— Знаешь, Бенни, я тоже попробую поступить в университет, — покраснев от волнения, сказала она. — Я отстану от вас всего на несколько недель. Найду себе работу. Честное слово, найду. А ты тем временем будешь записывать все услышанное. Конспектировать, чтобы я могла вас догнать.

— Ты хочешь обратиться за помощью к Уэстуордам?

— Не исключено.

Большинство первокурсников-гуманитариев всегда выбирали в качестве основного предмета английский язык и литературу. Лекции читали в большой аудитории, почему-то называвшейся Физическим Театром. Бенни вошла туда вместе с остальными. Аудитория сильно отличалась от школьного класса. Напоминала амфитеатр с полукруглыми рядами, круто поднимавшимися вверх. Некоторые студентки-монахини уже сидели на местах. Они занимали передние ряды, боясь что-то пропустить. Бенни медленно поднялась наверх, надеясь, что там она останется незамеченной.