Но прежде всего он попросил подбросить его к площади Виктора Гюго. Ему не хотелось, чтобы молоденькая официантка из бистро прождала его понапрасну. И чтобы она еще раз утвердилась в мнении, что все парни сволочи и им нельзя доверять. Фабьена осталась в машине, а он пошел извиниться перед девушкой, объяснив ей, что этим вечером не сможет никуда с ней пойти, но в ближайшем будущем это не исключено. Если ему еще раз посчастливится приехать в Париж, он с ней обязательно повидается.
Затем он попросил Фабьену поехать сначала на Северный, а потом на Лионский вокзал и захватил из тамошних камер хранения свои дорожные сумки, оставленные несколько недель назад.
— А теперь высадите меня у Порт-Майо. Там я снял номер…
Его рука легла на колено Фабьены.
— Как я был бы счастлив, если бы встретил вас раньше, — сказал он. — Марк всегда отхватывает лучшие куски…
Его взгляд был нежен, и в нем не чувствовалось напряженности, что явно опровергало вульгарность произнесенных слов.
— Но я вас так не отпущу! — вскричала Фабьена, приходя в ужас при мысли, что сейчас он исчезнет.
Он улыбнулся, покачал головой.
— Конечно! — заверил он. — Это я вас отпускаю на волю!
— Марк никогда мне не простит, если мне не удастся вас задержать…
Она заметила, что зрачки у него расширились, взгляд стал отрешеннее, а рука поползла от коленки выше, туда, где за чулком остается неприкрытая полоска кожи, и окаменела.
— А разве он простит, если вы удержите меня таким способом?
Она судорожно попыталась найти подходящий ответ, но Даниель уже отстранился от нее и расхохотался:
— Ну что вы можете мне предложить, кроме вашей попки… На первый взгляд, впрочем, очаровательной… Но подобный дар я принял бы только непосредственно из Марковых рук…
Она даже подскочила и с трудом пришла в себя от негодования. Но нашла в себе достаточно здравомыслия, чтобы заговорить нормальным голосом:
— Вы ничего не сможете предпринять этой ночью, ведь так? Почему же тогда не дождаться Марка? Не переговорить с ним? Вы же знаете, что он в полночь будет у «Липпа»?
— Ну а где буду я?
— У меня! Это совсем рядом, на улице Аббатства, на углу, что выходит на площадь Фюрстенберг.
Фюрстенберг… Название что-то ему напомнило. Ага, одну девицу. У него было с ней свидание на площади Фюрстенберг. Несколько свиданий, встреч… И вдруг он побледнел: встречался-то не он, а Мишель Лорансон; на этой площади его отец назначал свидания Жюльетте еще при немцах, когда возвращался в Париж после какой-нибудь поездки по заданию своей подпольной организации. А Роже Марру? Где он виделся с этой ветреной, непостоянной Жюльеттой?
Он рассказал Фабьене историю Жюльетты, восстановленную им по обрывкам, репликам, вырывавшимся то у нее, то у Марру. Но более всего благодаря рукописи Мишеля Лорансона «Heimkehr».
Фабьена слушала его и внутренне содрогалась. Но она уже поняла, что Даниель никуда не уйдет.
Когда она поделилась с ним этим открытием, он глубоко вздохнул и тихо сказал:
— Хорошо! На ваш страх и риск… Я дождусь Марка вместе с вами… Дайте мне только десять минут, я расплачусь и заберу вещи.
Когда он вылезал из машины, она удержала его за руку:
— Кенуа мне говорил, что у вас самые большие счеты именно с Марком… Это так?
Даниель серьезно посмотрел на нее:
— А что Марк мог поделать? Он лучше других понимал, как опасна игра, которую я вел. И, скорее всего, сильнее прочих стремился возвратиться к нормальной жизни. И что же ему оставалось? Переубедить меня? Тогда это было абсолютно невозможно. Оставить в покое? Тогда пошли бы убийства. Очень много смертей. Выдать меня полиции и таким образом обезвредить? Не слишком легко и не очень-то красиво. |