– Попутных машин не было или никто не брал?

– Машины попутные были, да вдвоем нас брать не хотели, а мы не пожелали разделяться.

– Понятно.

Владлен кончил пить чай и размотал наконец шарф отца Агапита, открыл лицо. Виктор лицо это, отразившееся в зеркальце заднего обзора, с интересом обозрел и отвел глаза.

– Ну что, отогрелись слегка, – спросил он, – можем ехать?

– Поехали!

Внедорожник развернулся и исчез в метели.

Монастырь

Владлену снился сон, точнее сказать, и не сон, а самый настоящий кошмар. Снилось ему, что он опять на зоне, лежит на нижней шконке – маленькая, но привилегия! – и курит в кулак самую забористую, утреннюю закрутку махры.

– Подъем! – кричит входящий в барак вертухай, то есть надзиратель. – Всем на зарядку, а Рыбкин с вещами на выход!

– А как же завтрак, гражданин начальник? – резонно спрашивает Владлен.

– Завтрак – завтра! В больничке! – отвечает вертухай и кривит рот в гадкой кривой усмешке.

Владлен выходит из барака и видит непонятную, но до озноба пугающую картину. В проходе между бараками стоит огромная циркулярная пила, а к ней сбоку пристроен конвейер. Перед конвейером несколько заключенных с перекошенными от страха лицами, руки их скованы за спиной наручниками. Остальные стоят пока строем на плацу. Вертухай подталкивает Владлена в спину, и тот послушно строится.

– Это что ж такое будет? Дрова пилить заставят, что ли? – озабоченно спрашивает он соседа.

– Дрова… Ноги нам будут отпиливать!

– Ка-ак?!

– А вот так – по самое выше некуда! – и он наотмашь показывает рукой это самое «выше некуда».

– Это зачем же это людям здоровые ноги пилить? – бледнея, спрашивает Владлен.

– А затем, что безногим больше подают! – хмуро разъясняет сосед.

Охранники хватают одного из заключенных, укладывают вперед ногами на конвейер и прихватывают за колени широкими лентами к полотну. С диким визгом включается пила. В ужасе воет почти в унисон с нею движущийся вместе с полотном заключенный. Владлен, улучив момент, когда приведший его вертухай отвернулся, согнувшись, рысью бежит обратно в барак.

В бараке уже пусто, только несколько блатных продолжают храпеть на шконках. Владлен бросается к самой дальней, не своей шконке и забивается под одеяло прямо в одежде и бахилах. Лежит, накрывшись с головой, и вдруг слышит сквозь страшный вой пилы:

– Кому говорю – подъем!

Это, стало быть, понимает он, орет вернувшийся в барак вертухай. Владлен выглядывает, смотрит на него вполглаза и снова крепко зажмуривается: ему кажется, что так вертухай его не заметит.

– Кому говорю – подъем! – добродушно басил Виктор, стоя перед двухъярусной деревянной кроватью, на которой лежал, укрывшись с головой, Владлен. – Сколько спать можно, уж выспался… Тебе помочь, что ли? – он потрогал Владлена за плечо, а потом попросту сдернул с него одеяло.

Владлен, увидев над своей головой верхнюю шконку – в точности как привык видеть в лагере, завопил истошно:

– Не пойду! Никуда не пойду, что хотите делайте со мной! Не хочу! А-а-а!

– Чего ты не хочешь-то? Завтракать или работать? – удивился Виктор. – Вставай, парень, не придуривайся! Пошли!

– Куда пошли-то? – спросил Владлен, с трудом начавший что-то соображать.

– Сначала на завтрак, а потом на работу.

– Ага, понял.

Владлен существо мобильное: он сразу же пришел в себя и с интересом начал оглядываться.