– А свою одежку потом в прачечную снесешь! – одобрительно оглядев его, сказал Виктор.

– Ага, обязательно! – кивнул Владлен, бережно сворачивая заскорузлую камуфляжку: так вот он и доверит кому-то свою «рабочую форму», разбежались!

* * *

Вышедшие на работу монахи выглядели бодро, хотя до завтрака успели уже отстоять полунощницу и Литургию.

И снова визжала истошно и жалобно циркулярная пила, но теперь к ее заунывному голосу прибавился стук топоров. Виктор и трудники относили отпиленные чурбаки к монахам, орудующим колунами. Среди них трудился и сам архимандрит Евлогий: дрова он колол умело, да и силищи архимандриту было не занимать. Работающий с ним в паре Виктор не поспевал подносить ему чурбаки.

– Загонял меня батяня! – пожаловался он Владлену. – А ну, давай, Влад, подсоби!

Владлен, поначалу сачковавший по неизбывной зэковской привычке, постепенно, бочком да смешком тоже заразился общим энтузиазмом, и вот он уже разгорячился и начал носиться бегом от пилы к архимандриту. Вскоре он даже ватник расстегнул, а потом и вовсе скинул за ненадобностью.

Архимандрит, чтобы поспеть за Виктором и Владленом, раздухарился и тоже снял подрясник и остался в одних трениках, по пояс голый! Мускулы у монастырского начальства оказались будь здоров, как у хорошего борца. А на могучем плече в такт движениям запрыгала татуировка – свирепый барс на скале.

– А ну веселей ходи, раб Божий Владлен! – густо покрикивал разгулявшийся архимандрит. И вот Владлен уже бегом бегает, проваливаясь в снег, но не огорчаясь – на нем же валенки! – и уже не подносит чурбаки архимандриту, а подкатывает их по дорожке – для скорости. И ничего, архимандрит не ругается: то увернется, то вовремя сапогом катящийся чурбак оттолкнет. Закидали Владлен с Виктором архимандрита чурбаками и бегом бросились относить колотые дрова к трапезному корпусу. Теперь архимандрит уже явно за ними не поспевал. Адреналин паром стоял над монастырским двором.

– А ты молодец! – похвалил на ходу Виктор Владлена. – Умеешь работать, когда хочешь!

– Ясен пень! Я ж в деревне жил.

Прозвонил колокол на обед.

– Шабаш! – объявил архимандрит и начал обтираться снегом, постанывая и покряхтывая от удовольствия.

Владлен поглядел на него, поежился, подхватил с бревна свой ватник и быстренько потопал за монахами в трапезную.

* * *

Обедал Владлен с аппетитом, и это несмотря на то, что уже другой послушник заунывным речитативом читал за аналоем о страданиях святых мучеников Акиндина, Пигасия и Анемподиста: «Царь повелел приготовить три котла и наполнить их оловом, серою и смолою, разрубить старые лодки на дрова и развести ими большой огонь под котлами. Когда это было сделано, и сильно раскалённые котлы кипели и клокотали, святых связали цепями и свесили их сверху в котлы, сначала до пояса, потом – до груди и наконец – до шеи. Они же взирали, среди этих мучений, на небо, и каждый из них пел свою песнь из псалмов Давидовых».

Владлен на этот раз слушал вполуха и только покачивал головой. Лишь один разок негромко, хотя и на всю трапезную, прокомментировал:

– Нет, это надо же – они еще и пели!.. Крепкие ребята.

Архимандрит на него покосился, но замечания делать не стал.