Жители деревни уверяли, что произошло чудо, что вмешался Господь или один из его многочисленных святых и взял Жан-Поля под покровительство. Жан-Поля это устраивало. Он позволил им в это поверить, позволил поместить себя в монастырь и научился образу жизни и мышления святых людей.

Но это было не так.

Единственное, что дало Жан-Полю волю к жизни в те первые мрачные дни и последующие, пришедшие им на смену, была жажда мести. Все сводилось к столь простому и одновременно сложному факту. Кто-то должен заплатить за то, что случилось с ним; это было бы справедливо. Господь учит справедливости так же, как прощению. Око за око. Зуб за зуб. Жизнь за жизнь?

Да, кто-то должен заплатить, и этим человеком будет Генрих Монтевой.

Боль в голове Жан-Поля усилилась. Генри бросил его, когда он больше всего в нем нуждался, бросил умирать и даже хуже. Генрих заслужил то, что ему уготовано. Несмотря на боль, Жан-Поль улыбнулся. В скором времени он порадуется.

Генрих был помешан на чистоте, и друзья посмеивались над ним. Но он лишь пожимал плечами, смеялся и говорил, что в отличие от них предпочитает не таскать на себе пуды грязи. Но за этим стояло нечто большее. Глубоко в душе он знал, что его потребность в частом мытье уходила корнями в прошлое. Отскрести, отмыть пятно, видимое только ему, но от которого он никак не мог освободиться.

Беспокойно поерзав в воде, Генрих прогнал прочь мрачные мысли. Леди Агета предложила ему потереть спину, как того требовали хорошие манеры, но он отказался, к облегчению обоих. Однако будь это Дженова…

Когда он находился рядом с Дженовой, все остальное не имело значения. Скажи он ей об этом, она бы рассмеялась и решила, что он дразнит ее, или начала бы строить планы на будущее. Однако в его собственные планы никогда не входило оставаться с какой-либо женщиной более месяца. Но даже эта тревожная мысль не вызвала у него желания начать упаковывать вещи и бежать на север.

Он снова вздохнул и глубже погрузился в воду. Под толщей воды его мускулистое тело светлело размытым золотистым пятном. Голова и плечи покоились на краю ванны.

Приглушенные голоса, долетавшие из большого зала, успокаивали, баюкали, и на какое-то время он забылся сном. Ему привиделись лесные чащи и луна, плывущая по темному небу, зло и ужас вокруг. И кровь. Теплая кровь. К реальности его вернуло ощущение, что кто-то осторожно подливает в ванну горячую воду. Генрих открыл глаза и вскинул взгляд. Воду подливал Рейнард, всецело сосредоточившись на этом занятии. Лицо слуги ничего не выражало.

– Уже поздно? – справился Генрих, подавляя зевок. – Я задремал.

Возле двери возникло движение, и послышался шорох юбок.

– Так поздно, что я решила проверить, не случилось ли с вами что-либо, милорд. Меня проводил к вам Рейнард.

Это была Дженова. Она выступила вперед, похожая на ангела в своих бледно-желтых одеждах, со сложенными перед грудью ладонями. Но в ее зеленых глазах светилось выражение отнюдь не ангельское. Генри еще глубже погрузился в воду, желая скрыть реакцию на ее появление.

– Снова купаетесь, Генри? – поддразнила она его. – Вы должны мне позволить помочь вам помыться.

– Я уже отказал Агете.

– Но вы не откажете мне, милорд. В благородных домах принято, как вам известно, чтобы хозяйка помогала гостям принимать ванну. Не хотелось бы, чтобы вы считали меня необходительной.

Генрих перевел взгляд на Рейнарда. Раньше Дженова ничего подобного не вытворяла, и, хотя она вела себя безукоризненно, его слуга был не глуп. Он наверняка понял, что здесь что-то замышляется. Может, даже сразу догадался. Генрих надеялся, что Рейнард сообразит, как ему поступить.

Рейнард его не разочаровал.

– Я подожду в зале, милорд, – сказал он без эмоций.