Так ли это?

«Менее важные персоны складывали головы за подобные проступки».

Однако вынужден был нехотя признаться Генрих, все те же менее важные персоны надеялись выйти сухими из воды, совершая воровство, измену и даже убийство, хотя знали, что король может предать их за это смерти. Но в силу своей алчности или глупости они об этом не думали. А Болдессар если и не отличался глупостью, то, безусловно, страдал от алчности.

Он мог использовать Болдессара как предлог, чтобы остаться, если бы такой предлог ему понадобился. В действительности Генрих сознавал, что, несмотря на опытность Леона, должен был вернуться в Лондон еще две недели назад.

Но не мог себя заставить. Он хотел оставаться здесь. С ней. Таким счастливым, как сейчас, он давно себя не чувствовал. Но это не могло продолжаться вечно. Да он и не надеялся на это. В то же время он не мог заставить себя оборвать пуповину. Пока не мог, хотя и ощущал себя недостойным.

Пусть это еще немного продлится. Еще чуть-чуть. Может, все закончится само собой, и тогда ему не придется уезжать с тяжелым сердцем. Или Дженова вышвырнет его вон из своего поместья, избавив от необходимости самому принимать решение.

Но признаков охлаждения в их отношениях он пока не замечал и, казалось, все больше втягивался в другие сферы ее жизни, прежде его не интересовавшие.

Вчера она попросила его принять участие в деловой встрече с торговцем из Ганлингорнской гавани.

– Мне нужен твой совет, твоя смекалка, – сказала она, словно они и вправду имели для нее значение.

В этом не было ничего необычного. Дженова часто обращалась к нему за советом, правда, не по вопросам рутинного управления хозяйством и челядью.

Генрих пришел на встречу, готовый дать полезный совет и перебороть скуку. Ганлингорн, в конце концов, не Лондон. Вряд ли эти дела способны повлиять на будущее королевства.

Однако Генрих вскоре обнаружил, что по-настоящему заинтересовался темой разговора. Неожиданно для себя он увлекся, не предполагая, что способен черпать энергию из дел, весьма далеких от дворцовых интриг. Дивясь себе, он недоумевал, почему дела Ганлингорна захватывают его до такой степени.

Может, из-за Дженовы?

Да, но не только из-за нее. Просто он больше не оставался в стороне. Признавшись себе в этом, Генрих ощутил тревогу. Он чувствовал глубокую привязанность к этому месту и его обитателям.

Торговец пришел к Дженове с предложением рассмотреть возможность сдать ему гавань в аренду. Он собирался платить ей ежегодную ренту, чтобы взамен она позволила ему заправлять в гавани торговлей и забирать всю прибыль. В настоящее время гавань составляла неотъемлемую часть ганлингорнских владений Дженовы, и как хозяйка она могла делать с ней все, что заблагорассудится.

– Добропорядочный, честный человек, как я, миледи, был бы более чем счастлив снять с ваших плеч груз забот такого рода. Я слышал, что не так давно судно наскочило на мель? Вы же не хотите, чтобы вас тревожили по таким вопросам. Почту за честь избавить вас от них в силу моих возможностей.

Дженова остановила на Генри взгляд, делая вид, что не замечает его гримасы, вызванной цветистой речью торговца. Ее глаза искрились.

– В самом деле, мастер Уилл? А я-то считала, что тяжелое бремя ответственности неразрывно связано с ролью хозяйки Ганлингорна.

Торговец продолжал льстивую болтовню, но Генрих давно понял, что тот задался целью заполучить во что бы то ни стало лакомый кусочек. Ганлингорнскую гавань. С неуклонно прибывающим потоком кораблей и перспективой расширения торговли, купец видел неплохой способ разбогатеть.