Я шла босиком, скрываясь в укромных уголках, чтобы не натолкнуться на Сестру Настоятельницу. Холодные твёрдые плитки впивались в подошвы ног, но вскоре я ощутила мягкость мокрой травы, у меня появились капли воды на волосах. Непонятно, как я обошла сад, как не споткнулась о вёдра, в которые мы собираем дождевую воду, не понимаю, как я добралась до парка и покинула его, двинулась дальше к границе из стен, где газон переходит в сорняки, а деревья напоминают лес одичавший сад. Не знаю, приснилось ли мне, что я заблудилась под дождём, и считаю в темноте деревья, пытаюсь вспомнить, где я нахожусь, и ищу дерево с дуплом, наше дерево. Тайник наш скрывается в чаще. Вот где она похоронена: рядом с тем деревом, нашим деревом, у самых его корней. Я не знаю, принялась ли я раскапывать землю, просить прощения, плакать. Когда наткнулась на неё, увидела открытый рот, полный земли. Я прилегла рядом и закричала. И тогда мне показалось, что я чувствую её запах, смешанный с запахом влажной земли. Не помню, действительно ли я, прежде чем поцеловать её глаза, очистить и закрыть рот, перед тем как прикрыть её тело, надела ей на шею цепочку с золотым крестиком, которую мы нашли в матрасе и которую она захотела понадёжнее спрятать. Не знаю, спала ли я в той чаще. Я вернулась в свою келью незамеченной и даже не ведаю, как мне это удалось.

Зазвонили в траурный колокол. Нам придется надеть вуали и выйти в сад. Но сначала я воздену руки и попрошу, чтобы умершая оказалась Младшей Святой. Я буду умол…

* * *

С колокольни молча наблюдал за нами Он, или так, по крайней мере, мы думали. Мы увидели чёрный силуэт в обрамлении палящего неба. Купол преломлял свет и казался окружённым призрачной радугой, но мы не могли убедиться в том, что это Он. Вуали позволяли угадывать фигуры и цвета. Сестра Настоятельница приказала нам встать на колени. Холод земли пробрался сквозь туники и поднялся по ногам. Мы склонили головы, молча и терпеливо. И сначала услышали радостный шум зелёного прозрачного моря. Звук издавали листья деревьев, шевелящиеся на ветру. И потом Он изрёк: «Вы – волчицы, плодящие яд, сборище, оплодотворенное погибелью и злодеянием, мешок смердящей гнили, рассадник гнусностей. Нечестивицы. Убийцы». Его голос эхом отдавался в наших телах, как будто он шёл не с высоты, а охватывал весь сад. Словно был повсюду. «Одна из Младших Святых убита, а Священный Кристалл у неё украден». Среди нас воцарилась плотная, нереальная тишина, и, будто наше изумление могло остановить естественное движение мира, листья на деревьях перестали шевелиться. Драматичный, но расчётливый вопль Лурдес вывел нас из транса. Последовали стоны, рыдания, возгласы. И обмороки. Некоторые били себя в грудь, другие скребли землю, умоляя о прощении. Дёргали себя за волосы, царапали лицо, оставляя глубокие следы. А я улыбнулась под вуалью.

Порыв ледяного ветра заставил нас дрожать. Потянуло холодком (остатки тумана), хотя стояла жара. Сестра Настоятельница вскочила и уставилась на нас, внимательно наблюдая за зрелищем притворной боли. Когда она взглянула на меня, я изобразила обморок. Она почти неслышно произнесла «хватит», но это слово, как дротик, ранило нас, одну за другой. Мы застыли в неподвижности, а затем, придя в себя, встали с колен, поправили туники и приготовились её выслушать. Она сдёрнула вуаль, и некоторые из нас в изумлении прикрыли рот руками, ведь снимать вуаль запрещено, за это нас карают, заставляя ходить по битому стеклу. Сестра Настоятельница приблизилась к Каталине и велела ей поднять вуаль.