Уже не припомню, когда это случилось, но одной страннице удалось влезть на стену и не упасть. А спуститься она не могла. Мы притащили лестницу к стене и наблюдали, как она осторожно спускается. Когда она коснулась земли, мы отошли, а Сестра Настоятельница сказала ей, что нужно идти в Монастырь Очищения, и велела следовать за собой. Было заметно, что странница голодна и слаба. Она смотрела на нас непонимающе, с выражением, которое могло быть страхом или отвращением. Было очевидно, что она говорит на другом языке, хотя и не произнесла ни слова. Внешне она не выглядела пострадавшей, без каких либо ссадин и со всеми волосами на голове. Мы прошли мимо кладбища со старинными надгробиями с именами монахов. Странница спотыкалась, шагала с трудом, но никто не желал ей помочь.

Так мы добрались до Монастыря Очищения и вошли в это небольшое уединённое здание возле стены, окружённое деревьями. В своё время всем нам пришлось пройти через это место, которое не является монастырём, хотя его называют именно так. Тут впервые слышишь сверчков и не знаешь, что это такое, думая, что твой разум выходит из под контроля; тебе кажется, что это какой то безумный звук. Здесь таятся призраки монахов, слышатся их голоса в ночи, во тьме. Некоторые умирают, страдая от скверны и греха (от одиночества). Странницу там изолировали, и служанки накормили её, потому что обязаны заботиться о таких, и никого не волнует, заразится ли обслуга, а вот никто из нечестивиц не намерен приносить подобную жертву. А если служанки отказываются, Сестра Настоятельница тут же хватается за кнут.

Странница умерла. Она скончалась, дрожа, незрячая, с покрытыми белой патиной глазами. Её язык почернел. Тела осквернённых сжигают на границе небольшого пространства, рядом со стеной. Мы считаем, что служанку, присматривавшую за нею, сожгли заживо, ведь Сестра Настоятельница не рискнёт заразиться. Конечно, никто не помнит ту служанку, у них нет имён. Зато странница могла быть избранной или Просветлённой, потому что на ней отсутствовали следы скверны. Я радовалась, что она не выжила.

В Обитель Святого Братства нет доступа ни мужчинам, ни детям, ни старикам. Как учит нас Он, они погибли на многочисленных войнах, от голода или тоски. Но я то знаю, что тех немногих, кому удалось подобраться к стене, убили. Мы все это знаем. Сестра Настоятельница сама это сделала. Она поступает так лично. Нам запрещено звонить в колокол, если странник – мужчина, мы немедленно сообщаем об этом Сестре Настоятельнице, и она приказывает нам запереться в своих тёмных кельях. Всякий раз, когда появляется странник мужского пола, слышатся выстрелы. Мы ни разу не видели старых женщин или детей, которых можно было бы спасти.

Одна из похороненных на заброшенном кладбище еретичек, метиска, одна из тех, у кого больше нет ни имени, ни надгробия, а только деревья и земля, прикрывающая их заблуждение, решилась таки впустить мужчину. Она не сообщила об этом ни Сестре Настоятельнице, ни кому либо из нас, а спрятала его под деревянным полом алтаря и делилась с ним своим рационом еды и воды. И очень умело скрывала это, много недель, неизвестно сколько. Но однажды мы заметили, что от неё исходит коварный ореол несчастья, злобная аура предательства. Она надеялась, что под туникой удастся это скрыть, однако мы увидели, как её живот раздулся от греха, от порока. Она попыталась сбежать, но зазвонили колокола, и все мы, служанки и нечестивицы, бросились на её поиски. Скрыться ей было негде, и мы нашли её в Башне Безмолвия. Она поднялась по лестнице, открыла люк, и мы заметили её наверху, увидели, как она в отчаянии идет под открытым небом, где лежат кости избранных (кости, которые светятся в темноте). Мы видели, как она прислонилась к зубчатой стене и смотрела вниз, примериваясь и решая, не лучше ли броситься в бездну, чем умолять сохранить себе жизнь.