Речь свою он репетировал раз сто и все равно остался ею недоволен. Начать, считал Трантер, нужно будет со слов поддельного удивления, словно забыв о том, что книготорговый журнал «Форзац» пришел к единому с букмекерами заключению: книга Кейзнова о путешествиях и та, детская, имеют очень мало шансов одержать победу над авторитетным трудом Трантера, посвященным А.-Х. Эджертону. Затем надлежит поблагодарить его агента, ленивую корову, и издателя, заявившего, что книга слишком длинна, а ее бюджет способен выдержать только восемь страниц иллюстраций. Такие благодарности были данью традиции — Трантер давно уже понял это, присутствуя на подобного рода обедах и читая газетные отчеты о них. Однако следом победителю полагалось сказать нечто значительное о литературе, о своей работе. А в этом-то и состояла проблема: Трантеру сказать было нечего — положительного то есть. За годы рецензирования он успел обнародовать все свои мнения на сей счет, а единственным сохранившимся у него сильным чувством, связанным с книгами и писательством, была обида на несправедливость, на то, что Александр Седли и иже с ним добились большего, нежели он, успеха.

Лежа в постели рядом со свернувшимся в клубок Септимусом Хардингом, Трантер прокручивал в голове разнообразные фразы. «Эджертон, писатель непреходящего значения… Поразительный контраст… Любимчики нынешних средств массовой информации… Выньте руки из задних карманов, мы говорим о вас…» Все эти проверенные на деле оборотики пришлись бы в самый раз, если бы речь шла о статье для «Жабы», однако при вручении премии, да еще во время обеда с шампанским, они будут выглядеть… Заносчивыми. Оборонительными. Над ним же смеяться станут. Ему следует воздать должное своей книге, ее предмету, себе самому, наконец. А как сделать это, не показавшись самодовольным идиотом?

Стоя посреди кухни и заваривая чай, Трантер услышал, как внизу хлопнул клапан почтового ящика. Одна из лучших, а может, и самая лучшая особенность Мафекинг-роуд состояла в том, что именно с нее начинал объезд своего участка почтальон, и если в других районах Лондона почту приходилось ждать до полудня, а то и дольше, Трантер мог читать свою уже в восемь утра. Он поставил на пол блюдце с молоком для Септимуса и спустился, как был, в халате к двери прихожей. И обнаружил среди обычных банковских счетов и рекламных проспектов белый конверт, на котором его имя и адрес были явно не выуженными из многогигабайтного списка рассылки, но жирно отпечатанными специально для него.

Трантер поднялся в кухню, вскрыл конверт. Он содержал письмо от главы гуманитарного отделения Университета Южного Мидлсекса профессора Нэнси Ритолло. «Дорогой мистер Трантер! Я обращаюсь к Вам от имени Ученого совета нашего отделения, чтобы пригласить Вас на собеседование, где Вам будет предложен пост приглашенного профессора литературной критики и литературного творчества — сроком на один год с возможностью ежегодного продления договора максимум на пять лет. Оклад составляет 22 500 фунтов стерлингов в год. Что касается преподавательской работы, она подразумевает еженедельные двухчасовые лекции в нашем уолвортском кампусе, оценку студенческих работ и чтение раз в семестр лекции на избранную Вами тему с последующим открытым ее обсуждением. Должна сообщить — на случай, если наше предложение покажется Вам интересным, — что собеседование является чистой формальностью. Других кандидатур мы в настоящее время не рассматриваем. Пожалуйста, ответьте на это письмо моей секретарше мисс Мелинде Асиф (masif@smiddlesex.ac.uk) и укажите время, в которое Вам будет удобно приехать для переговоров.

Университет Южного Мидлсекса относительно молод, однако это процветающее учебное заведение, которое принимает студентов из всех слоев общества и разрабатывает в настоящее время сильную программу аспирантской подготовки, в которой Вы сможете, приняв наше предложения, участвовать.