Изменить размер шрифта - +
Нет, ничего такого не произошло, и Трантер, набравшись смелости, пошел чуть дальше.

— По правде говоря, — сказал он, — у меня от современной мути с души воротит. Извини, я отлучусь ненадолго. Мне нужно глотнуть воздуха.

Он торопливо спустился в вестибюль, а из него еще ниже, на кухню, миновал множество усердно трудившихся, взятых напрокат поваров, открыл застекленную дверь в патио, за которой курил сигарету самый главный из них, и вышел на лужайку.

Добравшись до конца парка, он присел на низенькую кирпичную стену и постарался совладать с бурей бушевавших в его груди чувств. Почти 50 000 фунтов в год за то, что он будет жить только в девятнадцатом веке… Какая радость, как это интересно, как весело! Возможно, он заведет еще одного кота — будет Септимусу компания! Он сможет поехать в отпуск, сможет принять приглашение прочесть лекцию на круизном лайнере, который скоро отправится в плавание по Балтийскому морю. «Троллоп. Писатель для писателей»; «Альфред Хантли Эджертон. Неизвестный викторианец».

И никаких тебе Седли, никакой псевдоирландской мутотени, никакого Сомерсета Моэма для бедных с его прискорбно неправдоподобными ключевыми моментами. Ни этого, обратившего «анальность» в «банальность». Не будет больше возвышенных подделок, разбавленной водичкой Барбары Пим, пустозвонства и той пишущей километрами бабы… Отныне и навек — только Браунинг, Теккерей, Эджертон, Джордж Гиссинг и милый старый Уильям Гаррисон Эйнсворт.

Трантер отбросил носком коричневого ботинка последние из уцелевших осенних листьев, вытер мокрое лицо рукавом. Через минуту он вернется в дом, в толпу глумливо улыбающихся людей и будет, глядя на них, чувствовать, как желудок его согревают сорок семь «кусков».

 

Наверху Назима аль-Рашид разговаривала с мужчиной по имени Марк Лоудер. Он почему-то решил, что Назима лишь недавно прибыла в страну из другой части света, а ей не хватило духу объяснить, что родилась она в Брэдфорде.

— Вам здесь нравится? — осведомился Лоудер, беззастенчиво вглядываясь в кого-то, находившегося за спиной Назимы и явно представлявшего для него гораздо больший интерес.

— В Лондоне?

— Да.

— Мы перебрались сюда не так уж и давно. Но, в общем, да, нравится.

— Такой большой город. Перенаселенный. — Взгляд Лоудера продолжал обшаривать толпу гостей в поисках какого-нибудь соплеменника.

— В Лондоне очень много людей, — прибавил он голосом более громким.

— Да, это верно. Но мы живем за городом. В Хейверинг-Атте-Бауэре.

— Где это?

— По дороге на Ипсуич, — ответила Назима.

— А, понятно, — сказал Марк Лоудер.

— Вы тоже политик? — поинтересовалась Назима. — Как Ланс?

— Боже упаси.

Поскольку Лоудер ничего к этому не прибавил, Назима спросила:

— Так кто же вы?

— Математик. — Он произнес это как-то странно: «метеметик». Похоже, профессия его была Лоудеру весьма и весьма по душе.

Назима улыбнулась:

— Когда я училась в школе, мне очень нравилась математика. Она была моим любимым предметом. А где вы преподаете?

— Я не преподаю, — ответил Лоудер с видом человека, обвиненного в мелком, но очень некрасивом проступке. — Я управляю фондом.

— И на что вы собираете деньги?

Лоудер недовольно поморщился, однако мигом успокоился, решив, по-видимому, дать этой малограмотной иммигрантке еще один шанс.

— Говоря точнее, — сказал он, — я управляю фондом фондов.

Быстрый переход