— Довольно, Роджер, — сказала Аманда.

— Почему же, дорогая? — спросил, откинувшись на спинку своего стула, раскрасневшийся Роджер. — Или проведенный мной анализ представляется тебе в корне неверным?

Дженни Форчун завершала последний за вечернюю смену круг. Весь этот долгий день она думала о Габриэле и гадала, почему он не позвонил или хотя бы сообщение не прислал. Может быть, он пошел обедать со всеми своими клиентами сразу, потом пригласил их к себе домой, а оттуда, прервав всего лишь второе свидание с ними, повел в больницу, чтобы показать им брата?.. И может быть, перецеловал их всех на прощание, а затем бесстыдно вернулся за новыми поцелуями?..

Должно же существовать какое-то объяснение, она еще не готова разувериться в нем. Пока. У людей и по субботам бывают дела. Возможно, он обещал сводить какого-то мальчишку на футбольный матч… Или затеял уборку в своей квартире… Впрочем, это навряд ли. Ну, по крайней мере, пошел в прачечную самообслуживания и там застрял.

Нужно просто сосредоточиться на управлении поездом, на прохождении одного круга за другим. Они дышали разочарованием, эти черные грязные туннели, давно знакомые названия станций, круги ада, — а ведь только вчера все здесь освещалось надеждой, мыслями о будущем.

Потом, сдав ключи следующему машинисту, она — одинокая Дженни — устало поднялась в столовую, туда, где неделю назад все и началось, ее мобильник обрел способность принимать сигналы и дважды пискнул в кармане. Пока Дженни доставала телефон, руки ее дрожали.

Прочитав сообщение Габриэля, она зарделась от удовольствия. И все-таки она его накажет. Заставит маяться ожиданием, вообще разыграет из себя недотрогу. Она ему… Ох, да какого черта, подумала Дженни. Я же люблю его.

Хасан шел по мосту Ватерлоо на юг, однако, дойдя до его середины, остановился, внезапно охваченный странным, паническим чувством: никаких признаков вокзала Ватерлоо на другом берегу реки не наблюдалось. Хасан постоял, попытался сориентироваться. Сзади, это он хорошо помнил, остался большой дом с внутренним двором. Сомерсет-хаус, так он полагал. Впереди различалось скопление зданий столь же больших, построенных в брутальном модернистском стиле, но что они собой представляют, Хасан не знал. Театры, галереи? Он старался разглядеть арочную крышу железнодорожного вокзала. Крыши не было.

Он не понимал, куда теперь идти, в какую сторону повернуть, не видел никаких ориентиров. И вспомнил, что однажды с ним уже случилось нечто похожее — в тот раз башня Главного почтамта оказалась стоявшей не там, где он рассчитывал найти ее. По словам матери, произошло это из-за того, что он долгое время ничего не ел и потому в его крови сильно понизился уровень сахара; в подобных случаях у человека начинают путаться мысли, сказала она; а еще Назима вычитала где-то, что это довольно опасно, — он мог упасть в обморок, недостаток кислорода мог повредить его мозг. Она отправила сына к врачу, а тот сказал, что это называется гипогликемией и в мгновение ока излечивается простой плиткой шоколада. За сегодняшний день Хасан и вправду съел всего один тост — около девяти, когда завтракал с родителями, то есть двенадцать часов назад. Но как же можно — при каком угодно уровне сахара в крови — потерять международный железнодорожный вокзал? Разве способен он просто взять и исчезнуть?

Хасан чувствовал, что его верхняя губа покрывается, несмотря на ночной холод, потом.