— Если хотите, мы можем организовать для вас поездку с одним из наших машинистов, — сказал Барри Гаскелл. — Она поможет вам почувствовать, что такое прибытие поезда на станцию и как мало времени остается у машиниста на то, чтобы отреагировать на прыгуна.

Габриэля его предложение, похоже, удивило. Он снял очки.

— Хорошо, — сказал он. — Я готов. Полагаю, я мог бы проехаться с самой мисс… э-э… Форчун.

Дженни понравилась заминка, сделанная им перед тем, как произнести ее фамилию.

— Вы не против, Дженни? — спросила Маргарет.

Дженни пожала плечами:

— Как угодно.

Она заметила, что мистера Нортвуда замкнутость ее немного покоробила, однако та была просто-напросто первой линией обороны, пустившей в Дженни корни слишком крепкие для каких-либо перемен.

— Вернувшись в депо, мы просмотрим расписание смен, — сказал Барри, — а после позвоним вам и предложим несколько вариантов.

Прошло еще минут десять — Габриэль читал документы, выписывая что-то в большой синий блокнот. И задавал вопросы о подборе и обучении машинистов, а также о тонкостях системы безопасности. В конце концов он встал и проводил своих гостей до двери.

Прощаясь, он пожал каждому из них руку. Дженни почему-то оказалось трудно взглянуть в чистосердечные, немного встревоженные карие глаза Габриэля, и она потупилась, протянув ему руку и тут же отдернув ее.

В ходе первого процесса Дженни хорошо узнала и Габриэля, и Юстаса Хаттона, королевского адвоката, его «ведущего», как это у них называлось.

Кабинет Хаттона, в котором состоялась следующая их встреча, был забит коробками и папками, часть из них размещалась в тележках, в каких перевозят багаж вокзальные носильщики.

— Извините за беспорядок, — сказал, махнув рукой, Хаттон. — Боюсь, такова цена успеха. Мне то и дело присылают краткие изложения разных дел. И, что самое печальное, я вынужден читать всю эту дребедень.

— Мы можем перейти в мой кабинет, — сказал Габриэль. — Его никакие успехи замусорить пока еще не успели.

Хаттон этого словно и не услышал.

— Присаживайтесь, мисс Форчун, — сказал он. Тактичной паузы между двумя последними словами он не выдержал. — Так, прекрасно. Давайте приступим. Боюсь, в суде нам придется задать вам несколько вопросов.

Именно этого и опасалась Дженни: вопросов в суде.

Хаттон вгляделся в нее поверх очков:

— Вы понимаете, не так ли, что о неправомерности вашего поведения не может идти и речи? Претензии истца предъявляются вашему работодателю. Истец утверждает, что принятые на станции меры безопасности были недостаточными.

— Они были такими же, как и всегда, — сказала Дженни.

Хаттон усмехнулся:

— То-то и оно. Основу нашей аргументации составляет, разумеется, то обстоятельство, что от транспортной компании требуется осуществление разумных мер, гарантирующих безопасность пассажиров — или клиентов, как, я полагаю, она их, увы, именует. Эти меры использовались в течение многих лет, и приемлемость их никто сколько-нибудь успешно не оспаривал. Однако отсюда не следует, что они совершенны. Я уверен, вы помните, как в восемьдесят седьмом загорелась станция «Кингс-Кросс», когда…

— Конечно помню, — сказала Дженни.

То был худший в истории метро день: тридцать один человек погиб после того, как горящая спичка упала в щель сбоку от эскалатора и попала в такое место, которое никто не очищал со времени пуска эскалатора — с 1940-го. Помимо грязной смазки там оказалось что-то вроде фитиля, состоявшего из конфетных фантиков, выброшенных билетов и — эта подробность особенно врезалась в память Дженни — крысиной шерсти.