– Про войну.
Падре Анхель начал искать по алфавиту, бормоча себе под нос обрывки названий и водя пальцем по длинному разграфленному списку. Перевернув страницу, прочитал:
– «Пираты космоса»!
Он провел пальцем по строке, отыскивая моральную оценку, и тут вместо ожидаемой пластинки раздался голос владельца кинотеатра, объявивший, что ввиду плохой погоды сеанс отменяется. Одна из женщин объяснила: владелец кинотеатра решил отменить сеанс, потому что зрители требовали, чтобы в случае, если до перерыва идет дождь, им вернули назад деньги.
– Жаль, – сказал падре Анхель, – этот фильм можно было смотреть всем.
Он закрыл брошюру и продолжал:
– Как я неоднократно вам говорил, жители нашего городка – люди богобоязненные. Девятнадцать лет тому назад, когда мне вверили этот приход, одиннадцать пар из самых почтенных семейств открыто сожительствовали вне освященного церковью брака. Сейчас осталась всего одна пара, и то, я надеюсь, ненадолго.
– Если бы дело было только в нас, – сказала Ребека Асис, – а то ведь эти бедняки…
– Оснований для беспокойства нет, – продолжал падре, не обращая на нее внимания. – Подумайте, как изменился наш городок! В ту давнюю пору заезжая танцовщица устроила на арене для петушиных боев представление только для мужчин, а под конец – распродажу с аукциона всего, что на ней было.
Это чистейшая правда, – вставила Адальгиса Мотойя.
Она и в самом деле помнила, как ей рассказывали об этом скандальном происшествии. Когда на танцовщице ничего не осталось, какой-то старик из задних рядов с криком поднялся на верхнюю ступеньку амфитеатра и стал мочиться на зрителей, и все остальные мужчины, следуя его примеру, тоже начали с безумными воплями мочиться друг на друга.
– Ныне, – продолжал падре, – доказано, что жители нашего городка самые богобоязненные люди во всей апостолической префектуре.
Он начал приводить примеры своей трудной борьбы о слабостями и пороками рода человеческого, и в конце концов дамы-католички, изнемогшие от жары, совсем перестали его слушать. Ребека Асис снова развернула веер, и только теперь падре Анхель обнаружил источник ее благоухания. В сонном оцепенении гостиной запах сандалового дерева обрел вес и плоть. Падре достал из рукава платок и прикрыл им нос, чтобы не чихнуть.
– И в то же время, – продолжал он, – наш храм в апостолической префектуре самый запущенный и бедный. Колокола треснули, и церковь полна мышей, потому что все свое время я отдаю насаждению морали и добрых нравов.
Он расстегнул воротник.
– Труд вещественный по силам любому юноше, – сказал он, поднимаясь со своего места. – Но для того, чтобы утвердить нравственность, нужны многолетний опыт и неустанные усилия.
Ребека Асис подняла нежную, почти прозрачную руку; обручальное кольцо закрывал перстень с изумрудами,
– Именно поэтому мы и подумали, – заговорила она, – что из-за этих грязных листков могут оказаться напрасными все наши труды.
Единственная из трех дам, пребывавшая до этого молчании, воспользовалась наступившей паузой, чтобы тоже вставить несколько слов.
– Кроме того, мы считаем, – сказала она, – что сейчас, когда страна оправляется от потрясений, это постигшее нас зло может оказаться помехой.
Падре Анхель достал из шкафа веер и начал медленно им обмахиваться.
– Одно не имеет никакого отношения к другому, – сказал он. – Мы пережили политически трудный момент, но семейная мораль не пострадала ничуть.
Он остановился перед женщинами.
– Через несколько лет я поеду к апостолическому префекту и скажу ему: «Смотрите: я оставляю вам образцовый городок. |