— Не выпускай детей из виду. Даже во время купания, — предупредила меня Уосерит.
— А как же Мерит?
— Расскажи ей то, что слышала.
Под глазами Уосерит появились темные круги: наверное, все эти ночи ее утешал Пасер — так же как я утешала фараона.
В моих покоях меня приветствовала Мерит. Я была так счастлива видеть своих малышей, что даже почувствовала угрызения совести — ведь весь Египет в трауре. Кормилицы стояли и смотрели, как дети тянут ко мне ручки.
— Как же они выросли! — воскликнула я.
Прошел только месяц, а их уже не узнать! Когда я звала их по имени, малыши улыбались, а я удивлялась: какие они уже умненькие!
— А волосы!
Казалось, что головки мальчиков увенчаны коронами чистого золота.
— Как у фараона, — заметила Мерит. Произнеся эти слова, она вспомнила о фараоне Сети и понизила голос до шепота: — Мне так жалко старого фараона, госпожа.
— Он умер вскоре после нашего прибытия в Аварис.
— Мы слышали о вашей победе над шардана, а потом пришла весть о болезни Сети, но никто не верил. Говорят, что сердце…
— Это был яд, — резко сказала я.
Мерит умолкла и махнула кормилицам, чтобы шли к себе. Как только двери закрылись, я сообщила няне все, что знала.
— Не понимаю! — разрыдалась она. — А как же люди, которые пробуют его пищу?
— Сети распустил почти всех слуг, — объяснила я. — Он готовился к войне с хеттами, покупал доспехи на Крите.
Мерит прижала палец к губам.
— Хенуттауи пожертвовала своим ка, чтобы сделать Исет главной женой. Она и тобой займется, — уверенно добавила няня. — Найми человека пробовать твою еду.
Я отмахнулась, но Мерит настаивала.
— У Рамсеса есть такие люди.
— Рамсес — фараон.
— А ты станешь царицей. Если твою еду будут пробовать, Хенуттауи об этом узнает и не решится пустить в дело яд. Подумай о детях! Что с ними будет, если с тобой случится беда? Исет никогда не позволит мне остаться во дворце и присматривать за ними. Нас с Уосерит сошлют в самый дальний храм, а малютки останутся здесь, совершенно беззащитные.
Я похолодела: Мерит была права. Я взглянула на детей, прекрасных царевичей, которые когда-нибудь станут царями.
— Найми мне человека, — решила я.
— А если фараон спросит?..
— Скажу ему…
— Скажем, что ты боишься хеттских лазутчиков, — подсказала Мерит.
Хенуттауи и Исет — лгуньи, а мне так не хотелось обманывать Рамсеса. «Нужно сказать ему правду, — думала я, — признаться, что я боюсь, как бы его собственная тетка не отравила меня чашей вина или глотком шедеха».
В дверь постучали. Прежде чем открыть, Мерит спросила:
— Еще целый год… Как ты полагаешь, госпожа, Рамсес сдержит обещание?
Я старалась не думать о своей обиде.
— Он никогда не нарушал обещаний.
— Даже если он знает, что нарушить — значит поступить по чести? В Фивах слышали от гонцов, как было дело с пиратами. Тебя уже называют царица-воительница. Все знают, что ты рисковала жизнью ради Египта.
Но я повторила:
— Рамсес всегда держит слово.
У Мерит опустились плечи, и она распахнула дверь.
— Государь! — Няня вздрогнула и поправила парик. — Ты никогда прежде не стучал…
— Я услышал ваши голоса и подумал, что Нефертари, наверное, рассказывает тебе новости… — Рамсес увидел меня с сыновьями на руках. |