Изменить размер шрифта - +
Он стоял посреди комнаты, окруженный корзинами с папирусами и тростниковыми палочками. В мягком вечернем свете я вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем мне всегда казалось. Темные волосы были заплетены не так туго, как обычно, и глядел он добродушнее. Пасер указал на кресло, стоявшее напротив него, но не успел произнести ни слова, как глаза у меня затуманились от слез, до того мне стало стыдно.

 

— Хотя твоя няня позволяет тебе носиться по всему дворцу, словно ты дикое дитя Сета, — начал он, — ты всегда была в числе лучших учеников. Но за последние десять дней ты пропустила занятия шесть раз, а твой сегодняшний перевод приличествует разве что каменщику, из тех, что строят пирамиды.

Я опустила голову и пробормотала:

— Я исправлюсь.

— Твоя няня говорит, что дома ты больше не занимаешься языками. Думаешь о чем-то постороннем. Это из-за женитьбы Рамсеса?

Я подняла на него глаза и тыльной стороной ладони вытерла слезы.

— Рамсеса нет, и никто со мной не хочет дружить. Все ученики только из-за Рамсеса притворялись, что хорошо ко мне относятся, а теперь называют меня вероотступницей.

Пасер, нахмурившись, подался вперед.

— Кто тебя так называет?

— Исет.

— Это только один человек.

— Но другие тоже так думают! Я точно знаю. А в Большом зале, когда верховный жрец садится за наш стол у помоста…

— Из-за Рахотепа не стоит переживать. Ты ведь знаешь, что его отец был верховным жрецом Амона…

— А когда моя тетка стала царицей, они с фараоном Эхнатоном приказали его убить. Это я знаю. И потому Исет против меня, и верховный жрец против меня, и даже царица Туйя. — Я подавила рыдание. — Все против меня — из-за моей семьи. Зачем только моя мать назвала меня в честь Отступницы!

Пасер замялся.

— Откуда ей было знать, что люди будут ненавидеть ее сестру даже двадцать пять лет спустя? — Он встал и протянул мне руку. — Нефертари, тебе нужно продолжать изучение языка хеттов и шазу. Неважно, что делают фараон Рамсес и Аша, тебе нужно учиться в эддубе. Только так ты найдешь свое место при дворе.

— Какое место? — в отчаянии спросила я. — Женщина не может быть визирем.

— Не может, — согласился Пасер. — Но ты же царевна. С твоим знанием чужеземных языков перед тобой откроется множество путей. Ты можешь стать верховной жрицей или исполнять при верховной жрице обязанности писца или даже посланника — Пасер сунул руку в корзину и достал несколько свитков. — Это письма от Муваталли фараону Сети. Мы переводили их в те дни, когда ты сидела во дворце, сказываясь больной.

Щеки у меня заалели от стыда, но позже я поняла, что Пасер прав. Я — царевна. Дочь царицы, племянница царицы и внучка царицы. Мне открыто множество путей.

Когда я вернулась из эддубы, во внутреннем дворе уже раскинули огромный белый шатер — там будут пировать самые почетные гости на свадьбе Рамсеса. Повсюду, точно муравьи, сновали сотни слуг, перенося кресла и столы из Большого зала в шатер. Под златотканым пологом, в сторонке от суеты, сидели сестры фараона Сети, прибывшие, чтобы присматривать за подготовкой к празднеству. Исет тоже была там, со своими подружками из гарема.

— Нефертари! — крикнул Рамсес с другого конца двора.

Оставив Исет, он поспешил ко мне.

Из-за жары фараон снял немес, и заходящее солнце словно полило его голову огнем. Я представила, как Исет запускает пальцы в красно-золотые пряди и шепчет что-то Рамсесу на ухо — так иногда Хенуттауи в подпитии шепчет о чем-то красивым вельможам.

— Я тебя уже несколько дней не видел.

Быстрый переход