Я кивнула. Рамсес прикрыл рукой глаза от солнца.

— Это потому, что Нил не выходил из берегов. А без разлива земля не орошается, и урожай очень плох. В некоторых городах уже начинается голод.

— Но в Фивах же нет голода, — возразила я.

— В Фивах — нет, есть в других частях Египта.

Я попыталась представить, что такое голод. Завтра во дворец придут тысячи людей. В кухнях сейчас готовят говядину, жарят уток и ягнят, а в Большом зале уже стоят бочки с гранатовым вином.

Рамсес перехватил мой взгляд и кивнул.

— Понимаю, поверить трудно, но за пределами Фив люди сильно голодают. У нас тут прошли хотя бы небольшие дожди, а в Эдфу и Асуане и того не было.

— Так Фивы поделятся с ними зерном?

— Только если его хватит. Советникам фараона не нравится, что в Египте стало так много хабиру. Говорят, их уже шестьсот тысяч, и теперь, считают советники отца, когда еды не хватает и самим египтянам, нужно принять меры.

— Какие?

Рамсес смотрел куда-то в сторону.

— Какие меры? — повторила я.

— Избавиться от сыновей хабиру, чтобы…

У меня перехватило дыхание.

— Что?! Ты же не позволишь?..

— Разумеется, не позволю. Но визири об этом поговаривают. По их мнению, дело не только в численности хабиру. Рахотеп предлагает поубивать у них сыновей, и тогда их дочери станут выходить замуж за египтян и вскоре сольются с нашим народом.

— Не сольются! Наш наставник Амос — из хабиру, и его народ живет здесь уже сто лет. Мой дед привез людей хабиру в Фивы, когда завоевал Ханаан…

— Рахотеп утверждает, что хабиру, как и фараон-еретик, признают только одного бога. — Рамсес понизил голос, чтобы не услыхали снующие мимо слуги. — Он считает хабиру еретиками!

— Конечно, он так скажет. Сам он еретик — бывший верховный жрец Атона. А теперь хочет показать двору, как чтит Амона.

Рамсес кивнул.

— То же самое я сказал отцу.

— А он?

— Хабиру составляют шестую часть его войска. Их сыновья сражаются бок о бок с сыновьями египтян. Но народ все больше недоволен. Каждый день приносит новые беды. Засухи, упадок в торговых делах, морские разбойники. Сейчас идут приготовления к свадьбе, к нам прибывают тысячи иноземных сановников. Сегодня утром прибыл ассирийский царевич, и визирь Анемро поместил его в западных покоях.

Я прикрыла рот рукой.

— Он разве не знает, что ассирийцы спят, обратив лицо к восходящему солнцу?

— Нет. Мне пришлось ему объяснять. Он отвел царевичу другие покои, но ассирийцы уже разобиделись. Ничего подобного не случилось бы, согласись только Пасер стать визирем.

— Наставник Пасер?

— Мой отец уже дважды ему предлагал. Он стал бы самым молодым визирем Египта… но притом самым умным.

— И он два раза отказывался?

Рамсес кивнул.

— Не могу его понять. — Он посмотрел на свитки у меня в руках. — А это что? — У Рамсеса даже глаза заблестели — наверное, ему уже надоело говорить о свадьбе и политике. — Мне бы тут хватило работы на несколько дней, — заметил он и схватил один. — Ты что, пропускала уроки?!

— Отдай! — крикнула я. — Я болела.

— Хочешь забрать — попробуй отними!

И он стал носиться по двору, а я пыталась догнать его с кучей свитков в руках.

На камни вдруг легла чья-то тень, и Рамсес остановился.