— Это из-за коронации? — спросила я.
Но отец меня не услышал. Мой голос утонул в шуме, производимом лошадьми, колесницами и стражниками.
— Да, и из-за разошедшихся по городу слухов о явлении нового воплощения Исиды.
Я обернулась. Молодой военачальник улыбнулся мне:
— Красавица, способная исцелять прикосновением руки, — если верить дворцовым слугам.
Он протянул руку и помог мне взобраться на носилки.
— А отчего слуги так говорят?
— Ты хочешь сказать — отчего кому-то потребовалось платить слугам, чтобы они так говорили? — переспросил военачальник. — Да потому, что если твоя сестра способна завоевывать людские сердца, — пояснил он, — то ваша семья поднимется еще выше.
Носилки двинулись вперед, и молодой военачальник исчез в людском море.
Когда процессия вышла в город, люди начали скандировать имя царевича, а когда мы проходили через рынки, меня ошеломила страстность, с которой тысячи египтян, толпящиеся на улицах, выкликали имя моей сестры, моля о благословении Исиды и повторяя: «Да здравствует царица! Да здравствует Нефертити!»
Глядя на толпящихся людей, я пыталась представить себе, к какой огромной сети сторонников должен был обратиться мой отец, — и я поняла, насколько могуществен визирь Эйе на самом деле. Стражники постоянно отпихивали людей. Я обернулась и увидела, как Аменхотеп с изумлением смотрит на женщину, которую так любят в его царстве. Я видела, как Нефертити взяла руку Аменхотепа и подняла ее, и по улицам прокатился оглушительный рев. Нефертити повернулась к нему с победным видом, и на лице ее было написано: «Я — не просто жена, которую выбрала тебе мать!»
Когда мы добрались до баржи, уже весь город выкрикивал:
— А-мен-хо-теп! Не-фер-ти-ти!
При виде такой любви народа лицо царевича просияло.
Нефертити снова вскинула руку царевича и воскликнула так громко, что ее услышал бы и Осирис:
— Народный фараон!
Потом толпа, собравшаяся на берегу, начала становиться все более неуправляемой. Стражникам стоило немалых трудов доставить нас к пристани; мы быстро вышли из носилок и перешли на баржу, но простолюдины уже окружили корабль. Стражникам пришлось буквально отрывать их от поручней и бортов. Когда баржа двинулась вперед, на берегу остались тысячи. Толпа тут же двинулась по берегу, следом за баржей, выкрикивая благословения и бросая в воду цветы лотоса. Аменхотеп посмотрел на Нефертити с видом человека, захваченного врасплох.
— Уж не поэтому ли визирь Эйе предпочел растить своих дочерей в Ахмиме?
Нефертити победно зарделась и напустила на себя скромный вид.
— Да, и еще визирь не хотел, чтобы мы верили, как его сестра, в силу жрецов Амона.
Я в страхе сжала губы. Но я понимала, что делает Нефертити. Она ухватилась за подсказку, оброненную Кийей.
Аменхотеп удивленно моргнул:
— Так ты считаешь, что я прав?
Нефертити коснулась его руки, и я словно бы почувствовала жар его ладони, когда она убежденно прошептала:
— Фараон устанавливает, что правильно, а что нет. А когда эта баржа доплывет до Карнака, ты будешь фараоном, а я — твоей царицей.
Мы добрались до Карнака быстро: от дворца Мальгатта до храма Амона было недалеко. Мы могли бы дойти и пешком, но это входило в традицию — плавание по Нилу, — и наш флот барж с золотыми вымпелами очень впечатляюще смотрелся под полуденным солнцем. Когда на берег перебросили сходни, вокруг баржи вскипело людское море — тысячи египтян. Их скандирование неслось над водой; они всячески старались пробиться мимо стражников, чтобы хоть краем глаза взглянуть на новых царя и царицу Египта. |