|
Все очень стройно и логично, но хорош же он, чиновник особых поручений при генерал-губернаторе. Так ошибиться в психологической характеристике! – Убери со стола, – кисло сказал Эраст Петрович, подперев голову руками. – Я не буду есть, расхотел. И вообще иди. Мне нужно поразмышлять. Этюд в багрово-фиолетовых тонах – …Вот здесь пуля просвистела. Чудом жив остался. – Такими словами закончил рассказ «практикант». – Ни за что больше не пойду по Ольховскому после темноты. Страшная история никого не оставила равнодушным. Кухарка, слушавшая, прикрыв рот ладонью, перекрестилась: – Оссподи-Сусе, страсть какая. Лука Львович ужаснулся: – Ну и времена настали. Раньше-то грабитель честь по чести требовал: «Кошелек или жизнь», а тут сразу стрелять. Куда только катимся? Его дочь, начавшая было раскладывать мольберт да и застывшая на месте, воскликнула: – Я бы тоже ни за что кошелек не отдала, пускай убивают. Вы, Померанцев, настоящий герой! – Хорош герой, удрал, как заяц, – немедленно взревновал Ландринов. Лис-оборотень Тасенька разразился причитаниями, ну а Федота Федотовича на ту пору в конторе еще не было. Присутствие только-только начиналось. Еще немножко поужасались жуткому происшествию, и всяк занялся обычным делом: письмоводители заскрипели перьями, ремингтонист принялся налаживать свое чудо техники, Муся удалилась на кухню, а художница стала заканчивать портрет. Ее кисть двигалась с поразительной сноровкой. Возможно, «Мориса Сьердюка» в самом деле ожидало в Париже большое будущее. – Жалко, вы нынче в сюртуке, – посетовала Мавра. – Я хотела еще блики на мундирных пуговицах прописать. Но придти студентом Фандорин сегодня никак не мог. Предстояла генеральная баталия, и вступать в нее ряженым не подобало. – Скажите, – шепнул Эраст Петрович очень-очень тихо. – Деньги на поездку в Париж вам дает барон? Я угадал? Девушка кивнула: – В память о моем женихе. – Вы кроме меня кому-нибудь об этом говорили? Она покачала головой и прижала палец к губам, а то Тасенька уже навострил уши, да и Ландринов заворочался на стуле. Ну вот теперь окончательно сложилось, одно к одному, подумал Фандорин. Остается только ждать Ждали все. Ощущение какого-то тяжкого, неумолимо надвигающего события так и витало в комнате. Об этом никто не говорил, но и без того чувствовалось – по тому, как недолго обсуждали бандитское нападение, по воцарившемуся молчанию, по быстрым взглядам, которые каждый нет-нет да и бросал то в сторону пустующего кабинета, то на входную дверь. Когда вошел управляющий в сопровождении камердинера, все заработали с удвоенным усердием, с Сергеем Леонардовичем поздоровалась только Мавра и опять, как давеча, порозовела. Теперь понятно – из благодарности. – Доброе утро, – поздоровался и фон Мак, подходя к мольберту. Но интересовала его не девушка и тем более не портрет. Воспаленные, невыспавшиеся глаза смотрели только на Фандорина, тревожно и вопросительно. Эраст Петрович ответил сначала едва заметным кивком, а затем столь же коротким покачиванием головы. Означала эта маленькая пантомима следующее: «Да, всё знаю. Нет, не сейчас». Барон отлично его понял, но трудно сказать, успокоило его это известие или, наоборот, встревожило еще больше. Чуть помедлив, он прошел к себе, Федот Федотович последовал за хозяином. Прошло не более четверти часа, и с лестницы донеслись тяжелые шаги и позвякивание – в мезонин поднималась целая группа людей. В комнате все разом распрямились, больше не прикидываясь сосредоточенными на работе. Из кухни высунулась Муся. Дверь распахнулась. Первым вошел Зосим Прокофьевич Ванюхин с какой-то бумагой в руке, очень торжественный. |
