Изменить размер шрифта - +
Стив пребывал в полном изумлении. Шеф протокола привычно представлял подошедших, те жали руку ему и Стиву, говорили какие-то общие слова о бренности жизни или любви к Америке, делились короткими воспоминаниями, связанными со страной, иногда — чуть ли не детскими, кто-то желал успеха в Ираке, кто-то, напротив, говорил, что это долгая и опасная авантюра. Из представлений Стив понял, что большая группа подошедших были те самый русские олигархи, которые, якобы, показывали Путину фигу в кармане, другие оказались известными деятелями культуры, режиссерами, актерами, писателями.

— Покойный был меценат, — успел шепнуть спутник Стиву на ухо в промежутке между очередным рукопожатием.

«А я- то — нет. — подумал Стив. — Что им всем от меня нужно? А этим — из списка Forbes?»

Надежды разыскать Лизу, понятное дело, не было уже никакой.

— Скажи мне, что это было? — спросил он своего спутника, когда, отыскав посольскую машину, они наконец оказались в салоне.

— Любовь к Америке.

— Что, прости?

— Русские — не все, разумеется, но большинство интеллигенции и часть бизнеса, питают к нам совершенно необъяснимые теплые, почти родственные чувства.

— Откуда же?

— Знаешь, я думал об этом. Особенно когда только приехал работать в Москву и наблюдал на приемах такое… Хм, я даже не знаю, как это назвать. Трепет? Умиление? Низкопоклонство? В общем — небывалую любовь. И я, как ты сейчас, спросил себя — почему? Откуда? Не за помощь же по лендлизу? И мне кажется, я нашел ответ, и не ответ даже — целую концепцию. Я даже придумал ей название. Только не смейся.

— Даю слово.

— Так вот, Россия — страна больших, сильных людей. Здесь их культ, их правила, их земля, здесь не любят «шибко умных», хотя знания и ученость уважают, но в сочетании все с той же смелостью и русской безрассудной отвагой. Ну, пусть я маленький и слабый, и ты наверняка мне накостыляешь, но я все равно врежу тебе футляром своей скрипки. А там — будь что будет. Но знаешь — не все же таковы? И появляются люди с комплексами. Вернее — с одним. Я назвал это «комплекс маленького скрипача».

— А почему скрипача?

— Ну, был у меня по соседству такой скрипач-доходяга. Ох, и доставалось ему от нас.

— Значит, не только в России?

— Подожди. Дослушай. Тогда поймешь, причем здесь Россия и Америка. Так вот, собственно, о комплексе. Вот представь себе. Маленький, талантливый, но слабый мальчик-скрипач, разумеется, подвергается жесткой обструкции со стороны дворовых мальчишек. Заступников у мальчика нет — ну, вышло так — ни папы, ни старшего брата… Сам он трусоват — драки боится. Жалуется маме, хнычет, взрослые одергивают сорванцов. Но любви к маленькому скрипачу это — понятное дело — не прибавляет. Тогда он придумывает — и верит в собственный личный миф — больших и сильных друзей, ребят откуда-то издалека, из другого двора, улицы, города. которые придут и накажут обидчиков. Накостыляют им по шее. И жить становится веселее. Потом мальчик вырастает. И происходит перенос детского комплекса и детского мифа во взрослую жизнь — обидчикам-властям противопоставляются заступники-власти из дальних стран. А вернее, страны — Соединенных Штатов Америки. Так вот — собственно — почему российская интеллигенция испытывает такой — едва ли не сакральный — трепет перед США. Я, к примеру, не склонен списывать все исключительно на счет голодного (тогда еще) российского бытия, меркантилизма и витальной зависимости от грантов.

— Значит мы — те самые большие хорошие парни, которые придут и надерут задницу обидчикам.

Быстрый переход