— Ну, так какой же?

— Последний раз я говорил с ним и вспомнил основную клаузулу , сказанную им: для оперы ему нужна батальная сцена.

— Ах, вот что! И он хотел проделать именно то, чего мы стремимся избежать?

— Точно. Он хотел ехать налево, чтобы нихора смогли увидеть сидящих в засаде навахо.

— Возможно ли такое! Это даже не сумасшествие, а прямо-таки измена. Что делать с таким человеком? Сейчас же пообещайте отказаться от вашего намерения, вы, неразумное дитя!

Если бы кантор ответил «да», все, наверное, кончилось бы хорошо. Но он же заявил фрау Розали, что выполнит свое желание, и никак не мог теперь опозориться. На требование Олд Шеттерхэнда он ничего не ответил.

— Я спрашиваю вас еще раз, — начал терять терпение белый охотник, — обещаете ли вы мне отказаться от вашего намерения?

И снова никакого ответа.

— Ну, хорошо! — закусил губу Олд Шеттерхэнд. — Тогда я сам позабочусь о том, чтобы вы нам не навредили. Вы не имеете права ехать с нами, вы остаетесь здесь!

Это крайне разозлило композитора, на что он ответил:

— Я не позволю с собой так поступать, герр Шеттерхэнд. Я не рекрут и не солдат, который всегда обязан повиноваться!

— Вы будете повиноваться. Вы останетесь здесь вместе с кем-нибудь, кто будет за вами присматривать.

— Я сбегу от него!

— Отлично! Тогда мне придется выполнить угрозу, которую я уже однажды произносил. Я свяжу вас. Слезайте с лошади!

Олд Шеттерхэнд сам спрыгнул с коня, но кантор медлил, поэтому охотник ухватил его за туловище и стащил на землю. Кантора отвели к кустарнику и там привязали к дереву. Его сопротивление ни к чему не привело. Речь шла теперь о том, кто должен с ним остаться. Вызвался банкир, потому что мысль о нападении нихора причиняла ему некоторое беспокойство. Олд Шеттерхэнд согласился, но строго-настрого приказал не развязывать сочинителя, какие бы убедительные слова тот не говорил. Позднее приедет гонец и заберет их обоих.

Пятьсот навахо, двинувшихся на юг, были еще видны; но вот они, наконец, исчезли за горизонтом и можно предположить, что вскоре они доберутся до места назначения. Видя это, Олд Шеттерхэнд распорядился продолжить движение.

Немцы обнаружили большое доверие к охотнику и Виннету, его краснокожему брату. Они ехали навстречу орде диких враждебно настроенных индейцев и, казалось, не заботились ни о себе, ни о своих женах и детях. Присутствие апача и его белого брата рассеивало страх.

Шеттерхэнд призвал всех вести себя как можно непринужденнее и не глядеть в сторону, где прячутся враги, слишком часто. Сэм Хокенс непрерывно шутил и сам громко смеялся, заражая других своим оптимизмом. Нихора обязательно должны были поверить, что никто не чувствует опасности.

Прибыв на место, возле которого находился брод, отряд медленно двинулся вверх по высохшему руслу. Впереди ехали Олд Шеттерхэнд и Виннету. От их острых глаз ничто не могло скрыться, хотя внешне они старались выглядеть совершенно беззаботно.

Слева от них высились скальные блоки, которые в полноводье омывались рекой. Вот из-за одного из них высунулась голова. Это был Нитсас-Ини, прокравшийся далеко вперед, чтобы сообщить белым друзьям, что он вместе со своими людьми уже на месте.

Отряд свернул направо и направился по руслу Зимней Воды к устью речушки. Справа и слева высились отвесные скалы, а впереди текли воды Челли, по берегу которой тянулась узкая полоска кустов и деревьев. Возле нее отряд и остановился.

Шеттерхэнд пристально оглядел кустарник. Вот где-то зашелестело, и на какое-то мгновение высунулась ладонь индейца. Это был знак: сотня навахо на месте. Стало быть, враг обложен с двух сторон. С левой стороны скалы подходили к реке ближе, образуя выступ.