Сэм дружески похлопал проводника по плечу и сказал, наигранно улыбнувшись:

— Нет, не хватит! Я знаю, куда хотят попасть эти люди. Идти через форт Юма нет никакой необходимости, есть более короткий путь, которого вы, очевидно, не знаете. До завтрашнего рассвета вы останетесь с нами, а потом можете убираться куда хотите.

— В форте Юма я должен получить мои деньги.

— Вы их получите, но людей поведу я, не требуя от них никакой платы. Иначе они могут подвергнуться опасности из-за болтливости своего скаута.

Проводник в смущении уселся на оглоблю фургона. Сэм отвернулся от него и подошел к своим спутникам.

— Ты сделал ошибку, Сэм, — заметил Уилл Паркер.

— Ошибку? Какую? — спросил малыш.

— Зачем ему оставаться с нами до завтрашнего утра? Может, уберем его немедленно?

— И это ты называешь ошибкой! Уилл Паркер, гринхорн до мозга костей, осмеливается учить самого Сэма Хокенса! Разве ты не понимаешь, старый енот, что я не могу выгнать его сегодня?

— Не понимаю.

— О, благородный Уилл, как же плохи твои дела! Вестменом тебе никогда не быть. Такой непонятливый ученик — позор на мой скальп! Ты должен благодарить меня и Дика Стоуна. Без нас ты давно бы уже сыграл в ящик! Ты хоть предполагаешь, что сделает этот так называемый скаут, если я выгоню его сегодня? Он немедленно отправится к искателям и откроет им все наши планы. Но твоего скудного умишка не хватает для обозрения столь грандиозных мыслей.

— Угу, — совершенно серьезно согласился Паркер. — Ты и в самом деле прав, старина Сэм. Стыд и позор на мою голову, потому что ни одно из твоих мудрых поучений не прилипает ко мне даже в форме чернильного пятна. Не понимаю, как ты только меня терпишь!

— Это неудивительно — ты вообще лишен разума. Причина же в том, что я отношусь к тебе как мать к непонятливому ребенку. И чем больше он требует заботы, тем сильнее она его любит.

В этот момент мимо проскакал кавалерист, значит, исход военных уже начался. Фургоны же еще долго оставались на месте и пришли в движение только к обеду.

До места ночлега надо было проехать около девяти английских миль, и даже при самой низкой скорости волы добрались бы туда только к вечеру. Караван двигался мимо каменистых пустошей, то тут, то там поросших хилыми кактусами да жалкими кустиками мескита. Весь сушняк путники забирали с собой для вечернего костра. Вообще-то местность между Тусоном и рекой Гилой представляет огромную каменистую пустыню, в которой воду для животных можно найти только в нескольких лужах, а в распоряжении людей имеются два-три колодца, вырытые по приказу почтово-миграционного товарищества. Эти места называют Девяностомильной пустыней. Конечно, вода есть и в некоторых других местах, но индейцы не выдают их. Они прикрывают источники сухой травой, а сверху забрасывают песком и галькой — точно так, как это делают кочевники в Сахаре.

Караван возглавлял Сэм Хокенс, а бывший проводник пристроился где-то в середине процессии. Время от времени он одаривал старика злобными взглядами. Если бы Сэм заметил хоть один из них, то сразу бы понял, что обиженный намерен отомстить.

Когда до места ночлега осталось не больше двух миль, Хокенс стал обращать больше внимания на окружающую местность. Конечно, о торном пути не могло быть и речи, но кому случалось проезжать в этих краях, — верхом или в фургоне — придерживался одного и того же направления, так что порой здесь говорят даже о дорогах, соединяющих отдельные поселения.

Две последние мили пришлись на всхолмленную местность.