Блюла и чистоту собственного тела, хотя в таких условиях делать это было нелегко. Первое, что она предпринимала, когда просыпалась, это набирала снега, растапливала его и нагревала на печке воду. Затем умывалась, причесывалась и вычищала из-под ногтей грязь.
«Не то что некоторые женщины, которые позволяют себе опускаться, попав в эти места», — думал Ричард.
А ее храбрость и присутствие духа и вовсе подкупали его. В этом отношении она могла дать сто очков вперед любому парню. Кажется, ничего на свете не боялась. За те дни, что они провели вместе в этой лачуге, отношение его к ней значительно смягчилось. Он больше не был груб и невежлив с ней и теперь обращался с ней, как обращался бы с приятелем, с младшим компаньоном. Они часто беседовали, шутили, он помогал ей мыть их нехитрую посуду, а несколько раз даже просыпался раньше нее и готовил для них обоих кофе.
Джоанне он тоже ужасно понравился. И даже совершенно перестала его бояться. Она научилась разговаривать с ним на равных. У нее еще никогда не было такого замечательного собеседника — за исключением отца, который очень ее любил, но был слишком стар и измотан тяжелой жизнью, чтобы составить ей такое общество, как Ричард Стрэндж. Очень скоро обнаружилось, что под маской цинизма скрывается страстный любитель приключений, который воспринимает жизнь вовсе не как тяжкую драму, а как повод лишний раз повеселиться.
И они смеялись, шутили друг с другом — невольные знакомцы, которых свела сама судьба. Разумеется, оба отбросили былую настороженность и теперь общались, как хорошие друзья.
Джоанна очень быстро поняла, что ей есть чему у него поучиться. У него было что порассказать. И все, что он говорил, она слушала взахлеб. Впрочем, все его истории не касались никого конкретно — о своей личной жизни Ричард по-прежнему умалчивал. Единственное, что удалось узнать, что он учился в Рагби, и это в какой-то мере связывало их, так как ее отец тоже закончил Рагби. Затем Ричард поступил в Оксфорд, был членом университетской команды по боксу. Потом уехал на Восток и занялся — весьма и весьма успешно — выращиванием кофе и чая. Спустя год вернулся с Цейлона довольно обеспеченным человеком… Однако, когда Джоанна удивленно спросила — что же привело его в этот суровый край, если не жажда наживы, — он сразу замкнулся, спрятался, как моллюск в свою раковину, и лишь пробормотал в ответ что-то невразумительное.
Долгими вечерами, пока за окном их маленькой лачуги вовсю бушевала буря, они сидели вместе у огня. Сразу после ужина Ричард раскуривал свою трубку, а Джоанна уютно, словно котенок, устраивалась у его ног и принималась слушать бесконечные рассказы об Англии — стране, о которой она знала лишь понаслышке или из книг. Только сейчас она начинала понимать, насколько бедна и скудна была здесь ее жизнь, какое жалкое существование вели они с отцом на Юконе.
Ричард быстро пристрастился к этим вечерам. И даже полюбил их. Ему было приятно заниматься образованием Джоанны, ловить на себе ее восхищенный, пытливый взгляд.
Он обращался с ней как с младшим товарищем, и все же многое — эти ее кошачьи позы у его ног, мягкие движения и нежный голос — выдавало в ней женщину и, конечно же, задевало его чувственность.
«Нет, что бы там ни было, я любой ценой должен избегать близости с ней…» — думал он, а между тем проходили часы и дни, а буря за окном все не кончалась. И с каждым днем они волей-неволей становились ближе и дороже друг другу.
Теперь ему было все труднее сдерживать в себе мощные порывы плоти, когда ему страстно хотелось заключить в объятия ее маленькое тело и показать ей, что на самом деле мужчина и женщина, если захотят, могут здесь, на земле, устроить друг для друга поистине райское блаженство и вместе унестись прямо к звездам…
Теперь он хорошо ее изучил. Она была воплощением невинности, хотя и знала, что уготовила ей жизнь как женщине. |