Профессор выставил на край стола локти и сцепил пальцы, а сложенные указательные упёр в переносицу и глянул, будто через прицел; блеснули золотом запонки с чёрными числами «33».
— Ваше содействие понадобится для адаптации товарища в студенческой среде, — вымолвил Александр Петрович некоторое время спустя. — Могу я рассчитывать, что у вас найдётся на это время?
— Всенепременно, — сказал я. — Помогать Льву я собираюсь вне зависимости от исхода нашей беседы.
— Но в статусе вольного слушателя возможностей для этого у вас будет несравненно больше, — отметил Палинский, буквально сняв это высказывание у меня с языка.
Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный надвое листок и выложил его на стол. Затем поднялся на ноги и сухо произнёс:
— Всего доброго.
Гардеробщик помог профессору надеть пальто и протянул шляпу, а когда Палинский вышел на улицу, водитель предупредительно распахнул перед ним заднюю дверцу автомобиля. Лишь тогда я развернул листок. Это оказался бланк разрешения на посещение лекций, семинаров и практикумов в качестве вольного слушателя. Подписи, печати, пустое место для фамилии-имени-отчества.
Да! Выгорело!
Теперь оставалось лишь уповать на то, что у начальства нет никаких определённых планов на мой счёт, и комиссар Хлоб согласует обучение в институте, а не сошлёт после окончания курсов обратно на Кордон.
Глава 3
На пик румба по мощности я вышел шестнадцатого января, в понедельник. Случилось это во время занятий на тренажёрах в училище как-то совсем уж буднично, даже не заметил никаких особенных изменений. Как работал, так и работал. Ну выдал чуть больше обычного — сорок четыре и четыре киловатта, так что тут такого? Невелико достижение.
Но Савелий Никитич полагал иначе.
— Всё курсант, сворачивайся! — освободил он меня от работы на силовой установке за полчаса до окончания занятия. — Свободен!
— Как так? — удивился я.
— А чего впустую время тратить? Выше головы не прыгнешь — всё, упёрся в полоток.
— О-о-о! — озадаченно протянул я. — Так теперь можно будет без подстроек обойтись?
Савелий Никитич насмешливо фыркнул.
— Года два, пожалуй, продержишься, потом деградация способностей начнётся. Не забывай — до пика румба тебе ещё далеко, надо продолжительность резонанса тянуть, а это ой как непросто! Сейчас даже время тратить не будем, иди к выпускному поединку готовься.
Я невольно поморщился.
— Да чего там готовиться? Формальность же.
— Чего кривишься, балда? — напустился на меня инструктор. — Это у студентов всё в экзамены и оценки упирается, а вы — практики! Вам в боевых условиях нужно уметь знания и способности применять! Зачёты ты сдал паршиво, если ещё и вылетишь в первом круге, никто такую бестолочь к себе брать не захочет!
У меня под матрацем было припрятано разрешение на посещение института вольным слушателем, так что я не принял эти слова близко к сердцу, собрался и поднялся в буфет. В первый месяц обучения здешний контингент то и дело цеплял учащихся сторонних курсов и нередко доходило до драк, но к концу года ситуация изменилась самым решительным образом. Не знаю как остальных, а курсантов от комендатуры задевать теперь откровенно опасались. Даже книгочея Поповича.
— Привет, Миш, — поздоровался я, подсев за стол к сослуживцу.
Тот оторвался от пухлого пособия и растерянно заморгал.
— Всё уже?
— Нет, это меня только отпустили. В потолок по мощности упёрся.
— Поздравляю!
— Так себе достижение, — скривился я и спросил: — Тебе сколько секунд осталось набрать, чтобы на пик румба выйти?
Миша задумался. |