— Вовсе нет.

— Злой-злой, не спорь. — Она вздохнула. — Я прошла инициацию на первом витке. В этом всё и дело. Способности мизерные, но вот чувствительность — чрезвычайная. Людей с такой эмпатией во всём мире не наберётся и тысячи. Это здорово, это открывает множество возможностей, но на личной жизни сказывается не лучшим образом. Знаешь почему?

Я начал догадываться, но всё попросил:

— Расскажи.

— Во время первой близости меня захлестнули чужие эмоции, и это было просто отвратительно. Расслабиться и получать удовольствие? Ох, если бы! Пришлось стиснуть зубы и терпеть. А тебя я не чувствую. Совсем. Поняла это ещё во время той поездки на мотоцикле. — Юля скривилась, с горечью произнесла: — Как думаешь, каково мне слушать откровения Настеньки, как она улетает на седьмое небо в объятиях Анатоля, и знать, что сама никогда ничего подобного не испытаю? И тут подвернулся ты. Знак судьбы, да и только! Я решила узнать, чего именно оказалась лишена инициацией, и мне понравилось. Только и всего.

Честно говоря, я испытал разочарование. Казалось, тут скрывается какая-то тайна, а всё оказалось до обидного просто.

— Так просто, — произнёс я с невесёлой усмешкой, но девица меня будто не услышала.

— И я рада, что тебе нисколько не нравлюсь! — заявила Юля, уставившись в потолок. — Полезь ты в прошлый раз с телячьими нежностями, плюнула бы на всё и выставила за дверь! — Она улыбнулась и заплетающимся после выпитого языком продолжила: — Знаешь, в детстве только и разговоров было о том, как маменька бежала от революции и какие ужасные вещи случились с её знакомыми, которые бежать не успели. Многое не предназначалось для ушей юной барышни, и не стоило мне подслушивать, но чего уж теперь сожалеть? Ты, положим, на революционного матроса совсем не похож, но это как с брошенными животными: одно дело взять домой котёночка, пусть даже грязного и блохастого, и совсем другое — злющего лишайного пса. Ты не нашего круга, но всё же домашний мальчик, а я слишком благоразумна, чтобы связаться с тем, кому действительно нравится причинять боль…

Вот под это становящееся мало-помалу бессвязным бормотание я и уснул. А проснулся уже в одиночестве. Глянул на часы, на тех — половина седьмого. Проверил деньги и документы, сходил в ванную и долго-долго принимал контрастный душ, морщась из-за саднящей спины. Впрочем, этой ночью острые ноготки Юли поцарапали спину не так уж и сильно, в прошлый раз моей шкуре досталось несравненно сильней. Плевать — заживёт!

Оделся, вышел из номера. За столом в своей нише подрёмывал коридорный, поинтересовался у него, как давно ушла моя вторая половинка.

— Час назад, — подсказал тот.

— Ранняя пташка, — с показной беспечностью усмехнулся я.

— Прикажете подавать завтрак или спуститесь в столовую? Накрывают к семи.

Я и не знал, что в стоимость проживания включён завтрак, поблагодарил коридорного и вручил ему пятьдесят копеек, чем нисколько не воодушевил. Ну и плевать! Пятьдесят копеек — это пятьдесят копеек. И без того изрядно вчера потратился. Ещё за коньяк платить.

Спустившись на первый этаж, я закрыл счёт и расположился в одном из кресел в вестибюле, взял с журнального столика утреннюю газету. Но читать новости не стал, просто отгородился ей от всего остального мира. Было невыносимо стыдно за потраченные деньги. Не жалко этих сорока пяти рублей, а именно стыдно, что выбросил их на ветер, хотя мог отправить домой. Соображение, что легко пришли — легко ушли, утешало мало.

Понемногу самоедство утомило, решил отвлечься на чтение и обнаружил, что передовица посвящена вчерашнему громкому ограблению отделения «Восточного трастового банка».