Ты любишь разрушать и убивать, прикрываясь верой в Аллаха. Но, я тоже верю в него. Тогда почему ты взял на себя труд решать за Него… Почему ТЫ можешь убивать, говоря, что на то была Его Воля, а я нет?
Кто дал тебе право на это? Ты прячешься за верой, и прикрываешь пеленой фанатизма свои личные желания и личные страсти! Да не упоминай всуе имя Его. И не прикрывай Его именем свои низменные поступки. Аллах Акбар, Раббих! Аллах Акбар. И сегодня наступит справедливость.
Я так долго ждал этого момента. Пережил голод, отчаяние, надежду и смерть! Да, и смерть! Я умер, Раббих. Я умер тогда, когда увидел своего, истекающего кровью старшего брата, протягивающего мне передаваемую по наследству древнюю саблю.
Тут взгляд Палача переместился на лежащих вокруг Раббиха телохранителей.
— Оооо… я вижу… она в руке одного из твоих телохранителей. Но, моя душа тогда ещё была со мной. Я потерял её, когда увидел, как мою сестрёнку разрубили саблей пополам. Она была, как маленькое чудо, как дивный сад моей души, утопающий в весенних цветах.
— Надежда и душа рода умерла, растоптанная тобою и твоими жестокими воинами. Но, она была ни в чём не виновата, как нераспустившийся бутон Суданской розы, блистала она в моём сердце. Твои воины безжалостно срубили её, даже не дав возможности распуститься. Будь ты проклят на веки вечные за это, Раббих, и прокляты все твои воины.
Сегодня пришла расплата за твои поступки. Каждому — своё! Получишь и ты своё, а твоя голова займёт место у дворца Мамбы. Мне она не нужна, а его коллекция мёртвых врагов пополнится новым экземпляром.
Я готов жить только ради того, чтобы видеть каждый день твою мёртвую голову, торчащую на пике. У входа единственного в этом мире человека, которому я верю, и который дал мне надежду жить, самим своим существованием. Я знаю, я ему нужен. Он не чувствует, а я знаю, кругом одни враги, одни враги. Они хотят убить его, но я не позволю им это. Слышишь ты, враг врага, я не позволю убить последнюю родственную мне душу!!!
Лицо Ката исказилось и он, широко размахнувшись, метнул изогнутый африканский нож в грудь Раббиха. Как не пытался тот увернуться от ножа, но небольшое расстояние и слабость от потери крови, не оставили никаких шансов уйти от возмездия.
Сделав полный оборот, нож вонзился в грудь Раббиха, глубоко погрузившись в неё. В два прыжка преодолев расстояние между ними, Палач схватил голову Раббиха за волосы. Держа её левой рукой, он одним мощным движением ударил по шее коротким тесаком. Отделившаяся от тела, голова стала заливать всё кровью.
— Ааааа, — дикий звериный крик огласил всё окружающее пространство. Высоко подняв отрезанную голову султана, Палач кричал, заливаясь счастливым смехом. Его собственная кровь, вытекая из разорванной пулей щеки, смешивалась с кровью его врага, капающей ему на лицо из перерезанных вен и артерий.
Первый и, наверное, последний раз, в своей взрослой жизни, Кат был счастлив. Его радость передалась и воинам его отряда, а потом, и воинам Момо, узнавшим о гибели вождя противника.
Войско Раббиха стало разбегаться. Яростно настёгивая верблюдов плетками, умчались выжившие в схватке верблюжьи всадники. Бежали, бросая на ходу ставшее обузой оружие, воины султаната. Их догоняли выстрелы и ножи в спину, сбивали с ног, опрокидывая в сухую землю и колючую, жёсткую траву. Сражение было выиграно!
Итоги его были не так однозначны. Из пяти тысяч воинов Момо, половина осталась на поле боя, ещё около тысячи было ранено. Живыми и здоровыми осталось, едва ли, полторы тысячи, да четыреста воинов Палача, вот и весь отряд.
Но, приказ Мамбы был однозначным. Порадовавшись победе, засмолив голову Раббиха и уложив её в кожаный мешок, они отправились дальше. Преследуя цель захватить территорию всего султаната, они одерживали мелкие победы над «губернаторами» небольших провинций и племенными вождями местных народностей. |