У каждой хижины стояли красивые резные скамеечки, на которых сидели худые, за редким исключением, негритянки и внимательно следили за играющими и ползающими в пыли маленькими голыми детьми.
Возле хижин, и повсюду на улицах, деловито сновали куры, тщательно выискивая съедобных насекомых и оброненные нерадивой хозяйкой семена проса или кукурузы.
Не гнушались они и человеческим дерьмом, главным поставщиком которого были дети, ещё не обученные родителями ходить в туалет, в виде специально для этого выкопанных округлых ям. Ямы были накрыты дощатым настилом, с вырезанным в нём прямоугольным отверстием и периодически засыпались, по мере наполнения.
Эти нехитрые сооружения для личной гигиены перемещались, от случая к случаю, в разных направлениях, кружа по городу и любому незастроенному участку местности.
Вся эта картина, представшая перед глазами русских путешественников, не походила на европейскую пастораль. Не было ни прекрасных пастушек, ни задумчивых овечек и бурёнок, ни пышнотелых белокожих людей, полностью довольных жизнью. Вместо них сновали туда-сюда поджарые длинноногие негритянки, скакали драчливые козы, мало похожие на обычных; да полудикие буйволы паслись за пределами города.
По улицам бродили воины, вооружённые ржавыми винтовками с тщательно вычищенными, при этом, штыками и широкими африканскими ножами на поясах. Иногда в поле зрения появлялись сильно загорелые представители белой расы, в основном, говорящие на русском языке.
Далеко за зелёными стенами города простирались многочисленные поля, отвоёванные у саванны, засеянные сорго, просом, кукурузой, бататом, маниоком, и другими культурами.
В каждой хижине мебель была представлена небольшими резными деревянными столиками и скамеечками, а пол украшен разноцветными циновками, в изобилии лежащими на полу и радовавшими глаз африканскими узорами. На стенах развешены деревянные ритуальные маски, оружие и нужные в хозяйстве вещи.
Дверью служил сотканный из шерсти длинный кусок плотной ткани, не доходящий до пола. Но это было не во всех хижинах. Во многих вместо двери свисала занавесь, из множества тонких бамбуковых палочек, нанизанных на растительные волокна, пропускавшая людей и свежий воздух, но не пропускавшая насекомых и ядовитых гадов.
Город жил, город цвёл, город надеялся и прирастал новыми поселенцами, желавшими осесть в нем. Баграм уже давно стал городом ремесленников и активно увеличивал количество мастерских, занимающихся производством различных товаров, от холодного оружия до ритуальных масок и тканей.
Даже незатейливые африканские украшения производили тоже тут. Медные браслеты и кольца из слоновой кости, тщательно отполированные женские бусы из различных пород дерева и разноцветных камней радовали глаз любого, кто посещал мастерскую или небольшой базар в центре города.
Торговцы обменивали свой товар на эти украшения, а пришельцы из других районов Африки, лежащих южнее, отдавали невзрачные и мелкие разноцветные камни в обмен на яркие и красивые бусы и металлические украшения. Было здесь и стекло, и маленькие зеркальца, привезённые армянскими и арабскими купцами.
Но базар уступал в размерах и объёмах продаваемого товара базару города Бартер, где даже равнодушный ко всему и пресыщенный жизнью, князь Иосиф оживился и стал бродить между установленными на земле прилавками, присматриваясь и прицениваясь к африканским диковинкам.
Монеты в оплату шли разные, в большинстве своём преобладал натуральный обмен, но брали также золотом, как рассыпным, так и в виде монет, любых стран, но по весу. Брали в оплату товара и серебро, в основном, талеры Марии Терезии, но и любые другие монеты тоже. Предпочитали крупные серебряные монеты, зачастую игнорируя мелкое серебро.
В отличие от города Бартер, где хозяйничал ставленник Мамбы по имени Верный, в Баграме всем заправлял Бедлам. И налоги с купцов здесь брали по-другому. А именно, купец, собирающийся распродать здесь свой товар, устно декларировал его стоимость в определённую сумму, если даже эта сумма в разы была приуменьшена, его не трогали. |