Касаться сути тех споров нам, разумеется, не по плечу, да и незачем. Но вы, конечно, заметили, что они вертелись именно вокруг соотношения неопределенностей. Речь шла о тонкостях теоретического рассмотрения в свете этого принципа вопросов целой науки — электродинамики. И между прочим о том множественном рождении пар частиц, о котором мы недавно говорили. С рассказанного эпизода ученик Бора начал статью к 70-летию великого датчанина (октябрь 1955 года), а всей статье он предпослал эпиграф из латинских стихов: «И несогласие может рождать согласие!»

В квантовой физике все так и происходит на протяжении десятилетий.

Глава пятая

«Трещина мира прошла через мое сердце». — Новое законодательство. — Вначале были волны. — Частицы растворяются в пространстве. — Осеняет ищущего. — «Вдвоем приведения не увидишь». — Куда же упадет электрон? — Разгаданные пси-волны. — Вероятностный мир. — Эйнштейн согласен с нами, а не с Бором. — На чьей стороне природа?

1

Принцип неопределенности надо бы назвать и знаменитым и замечательным законом — у него на это все права. Но если выбирать один эпитет, да поточнее, большинство физиков, наверное, сошлось бы на слове многострадальный.

Вот где заключена нешуточная драма идей.

Чего только не писали об этом принципе! Как только не толковали его! Каким анафемам не предавали! В нем находили даже попытку покуситься на материальность вселенной. Его привлекали даже для обоснования идеи бога. Такое тихое на вид соотношение неопределенностей оказалось чем-то вроде постоянно действующего вулкана.

Физики стали разговаривать из-за него на языке философов и публицистов. Философы и публицисты стали изъясняться языком физиков. Доктора богословия почувствовали интерес к естествознанию. «Трещина мира прошла через мое сердце», — говорил в прошлом столетии Гейне. «Трещина мира прошла через наш разум», — могли бы перефразировать великого поэта многие ученые нынешнего столетия. Тут коренится и причина неустроенности в душе де Бройля, с которой начался весь этот рассказ.

Но как нефизику и нефилософу ощутить во всей силе чрезвычайность происшедшего? Может быть, достаточно выразить суть многострадального принципа обыкновенными словами? Тогда все сведется к одной непредвиденной фразе:

— Природа вовсе не точна!

Довольно трудно произнести такую фразу. Еще трудней — положить на бумагу. Еще труднее — осмыслить. Но к этому мы уже совершенно готовы.

Надо только одновременно произнести еще и другую фразу, которая и на бумагу ложится легко и в сознании нашем умещается с привычным удобством:

— В природе все закономерно!

Однако эта истина так стара, что кажется — зачем на нее ссылаться? Тем более, что она ведь автоматически включена в содержание принципа неопределенности: он не домысел, а количественный закон, управляющий неточностями. Но в том-то все и дело, что нечто несуразное чудится в самом сочетании обоих утверждений:

— Природа закономерна, но не точна.

В каждом физике дремлет философ. Он должен был проснуться, услышав такое! Должны были встрепенуться и все философы, занимавшиеся естествознанием: надо было освоить открытия квантовой механики с точки зрения онтологии (учения о бытии) и гносеологии (учения о познании). Словом, речь зашла об очень ответственных и серьезных вещах.

И вот я в затруднении: как дальше вести этот рассказ? Если ты, читатель, уже терпеливо дошел до этого места, я вправе считать, что мы товарищи по путешествию, и с моей стороны было бы нечестно скрыть от тебя, что нас ожидает самый трудный кусок пути.