– Это не имеет значения.
– Но почему вы уверены, что сейф находится именно в библиотеке?
– Я располагаю детальным планом дома, поскольку в свое время оказал небольшую услугу фирме, с помощью которой мадам фон Ламмерайн арендовала его. Скажу больше, я этот сейф даже видел.
– Видели?!
– Вчера утром в том доме таинственным образом разбилось одно из окон, – пояснил Холмс с улыбкой. – И фирма поспешила вызвать туда стекольщика. А мне пришло в голову, что нельзя упускать такую возможность.
Герцогиня склонилась вперед, не убирая ладонь от вздымавшейся в волнении груди.
– Что вы собираетесь предпринять? – скорее потребовала она ответа, нежели просто спросила.
– Все остальное вы должны предоставить исключительно мне, ваша светлость, – сказал Холмс, поднимаясь. – Тогда, если меня постигнет неудача, отвечать за нее придется мне одному.
Мы уже прощались, когда герцогиня взяла моего друга за руку.
– Если вы доберетесь до тех ужасных бумаг и убедитесь, что они настоящие, вы их все равно похитите? – спросила она.
В этот момент мой друг посмотрел на нее, и в его взгляде мелькнула вдруг тень озабоченности.
– Нет, – ответил он тихо, но твердо.
– И будете правы! – горячо воскликнула она. – Я бы и сама не позволила их взять. Ужасная несправедливость должна быть в таком случае исправлена, какими бы последствиями мне это ни грозило. Но лишь стоит мне подумать о дочери, как моя храбрость начинает изменять мне и я чувствую только сердечную боль.
– Именно потому, что я не сомневаюсь в вашей храбрости, – сказал Холмс почти с нежностью, – мне необходимо предупредить вас, чтобы вы готовились к худшему.
Остаток дня мой друг провел, не находя себе места от нетерпения. Он непрерывно курил, пока в нашей гостиной решительно стало невозможно дышать, он перечитал все газеты, свалив их затем кучей в ведерко для угля, а потом стал просто расхаживать туда-сюда по комнате, заложив руки за спину и выпятив вперед свое узкое, полное решимости лицо. Наконец он остановился у камина, встав к нему спиной и упершись локтями в каминную доску. Глядя сверху вниз на меня, спокойно сидевшего в кресле, он спросил:
– У вас хватит духу пойти на серьезное нарушение закона, Уотсон?
– Вне всякого сомнения, Холмс, если это необходимо для благородной цели.
– И все же я едва ли имею право вовлекать в это дело вас, – колебался он, – потому что нам придется туго, если мы будем пойманы в доме той женщины.
– Только какой смысл? – заметил я. – Мы же не сможем скрыть правды.
– Верно. Но только если это действительно правда. Я просто обязан взглянуть на оригиналы этих документов.
– В таком случае выбора у нас нет, – сказал я.
– Я тоже не вижу никакой альтернативы, – согласился он, запуская пальцы в персидскую туфлю и доставая из него пригоршню крепчайшего черного табака, которым стал рассеянно набивать свою трубку. – Что ж, Уотсон, длительное пребывание в тюрьме даст мне, по крайней мере, возможность продвинуться дальше в изучении воздействия восточных ядов растительного происхождения на кровеносную систему, а вам – как следует ознакомиться с новейшими теориями прививок от болезней, разработанными Луи Пастером.
На том мы и остановились, потому что сумерки за окном уже сгущались в ночной мрак и в гостиную пришла миссис Хадсон, чтобы развести огонь в камине и включить газовые светильники.
По предложению Холмса, мы решили на этот раз поужинать вне дома.
– Столик в углу во «Фраттиз» и бутылочка «Монраше» урожая 1867 года, что вы на это скажете? – усмехнулся он. |