Изменить размер шрифта - +
Именно эсэсовец Сиверс свел Ариаса с оберштурмбаннфюрером СС Вернером Хайде, ответственным за вопросы «чистоты расы». Когда в шестидесятых годах Хайде, занявший высокий пост в медицинской службе ФРГ под именем доктора Заваде, был разоблачен демократическими журналистами Западной Германии, он был убит в тюрьме, а потом следы ловко замели — сработала зловещая цепь «ОДЕССы», кровавая цепь тайной организации законспирированных эсэсовцев, базировавшейся в ту пору в основном в Испании и Латинской Америке, которая умела (и поныне умеет) убирать тех, кто «засветился».

...8 октября 1939 года в 9 часов 15 минут Ариас был принят Гитлером в рейхсканцелярии. Переговоры проходили в обстановке «полного единства взглядов, абсолютной искренности и дружбы». Эта дружба обрела в Панаме в октябре 1941 года вполне реальные формы гитлеровского расизма: Ариас навязал стране закон, прямо направленный против негров, индейцев, китайцев и евреев. Это было вполне в духе геноцида — кровавой религии национал-социализма. В рамках той же религии были хладнокровно вырезаны беззащитные люди — продуманная и санкционированная расправа с женщинами, стариками и детьми в колонии иммигрантов. И вот именно этот человек, спекулируя ныне на экономических трудностях Панамы, схва­ченной тисками многонациональных корпораций, вновь вышел на арену политической борьбы, вновь обращается к оголтелой гитлеровской демагогии, рассчитанной на молодежь, которая ничего не знает о нацистах.

— Неужели Ариас имеет хоть какие-то шансы на успех? — спросил я Мончи Торрихоса.

— Увы, да. Определенные шансы на успех он имеет, ЦРУ именно поэтому устранило Омара, что он был силой, стоявшей на пути Ариаса и тех, кто ему покровительствует.

— А ты убежден, что Омар Торрихос был устранен ЦРУ? — спросил я. — Это не была авиакатастрофа?

— Нет, — Мончи покачал головой. — Это был заговор против лидера народа, против тех, кто стоял на позиции национальной независимости, неприсоединения, за сотрудничество со всеми странами. Но ведь ты видел, что пишут на стенах домов и заборах в наших городах и деревнях?

Я видел: «Торрихос жив!» ...Что ж, как бы ни развивались события в Панаме, что бы ни произошло во время предвыборной кампании да и после нее, очевидно главное: имя генерала Омара Торрихоса, боровшегося против оккупационного статуса Панамского канала, навязанного Вашингтоном, и победившего в этой политической борьбе, живет в сердцах тех, кто серьезно думает о будущем своей родины.

 

«САНДИНО — РЫЦАРЬ НИКАРАГУАНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»

 

«Известия» Манагуа,

1984 год

Как только я вышел из самолета кубинской авиакомпании в Манагуа, первое, что бросилось в глаза, — огромный портрет улыбающегося невысокого человека с грустными глазами, в легкой куртке и широкополой шляпе, которую мы привыкли называть ковбойской. Со всего мира сюда, в Никарагуа, прибывают делегации, чтобы принять участие в торжествах, посвященных памяти именно этого человека. Кто же он? Отчего весь город украшен флагами, лозунгами, транспарантами, портретами?

Я решил, что самым точным ответом на этот вопрос будет не мой, но того самого человека, который жил и работал на Севере, там, откуда сюда, в Центральную Америку, более полувека назад президентом Кулиджем были направлены оккупационные войска, чтобы могущественной «Стандарт фрут энд стимшип компани» не было нанесено никакого ущерба, чтобы и дальше можно было безнаказанно грабить народ Никарагуа.

Итак, в марте 1928 года Карлтон Биилз, репортер одной североа­мериканской газеты (в Латинской Америке не говорят о США как об Америке; необходимое уточнение «Северная Америка» поставлено раз и навсегда) передал из Сан-Хосе, столицы Коста-Рики, по радиотелефону «Тропикал радио телефоник компани» сенсационный материал о беседе с героем никарагуанской революции Сандино.

Быстрый переход