Изменить размер шрифта - +
..<style name="a3"> (Читает.)</style> Кстати, а ведь меня от смерти спас профессор Плетнев Дмитрий Дмитриевич, что называется, вернул с того света! У-у, вражина поганая! Дал бы умереть спокойно, детям бы кремлевку оставили и путевку в санаторий! У нас покойников не судят! Вовремя умирайте, дурни!

УЛЬРИХ. Бухарин, признаете себя виновным?

БУХАРИН. Да.

УЛЬРИХ. Рыков, признаете себя виновным?

РЫКОВ. Признаю.

УЛЬРИХ. Раковский, признаете себя виновным?

РАКОВСКИЙ. Да.

УЛЬРИХ. Плетнев, признаете себя виновным?

ПЛЕТНЕВ. Да.

УЛЬРИХ. Ходжаев Файзула, признаете себя виновным?

ХОДЖАЕВ. Признаю.

УЛЬРИХ. Ягода...

ЯГОДА. Виновен.

УЛЬРИХ. Буланов, признаете себя виновным?

БУЛАНОВ. Да.

УЛЬРИХ. Бессонов...

БЕССОНОВ. Виноват.

УЛЬРИХ. Крестинский, признаете себя виновным?

КРЕСТИНСКИЙ. Был, есть и буду большевиком-ленинцем. Виновным себя не признаю.

УЛЬРИХ, враз постарев, ссутулившись, выходит на просцениум.

УЛЬРИХ. Все! Это конец... Такого прокола Сталин нам не простит. Значит, сегодня же процесс прекратят, а когда он возобновится, я буду сидеть рядом с Крестинским.

На просцениум выходит В Ы Ш И Н С К И Й.

ВЫШИНСКИЙ. Я хотел покончить с собой в октябре семнадцатого, когда ленинцы узурпировали власть в несчастной России. Я сунул холодный ствол маузера в рот, закрыл глаза, вознес молитву Всевышнему Господу нашему и Судии, но палец отказался подчиниться моей воле. Что же мне делать сейчас? Я не выдержу пыток, я не Крыленко или Антонов-Овсеенко с Постышевым, — они русские мужики, ленинские фанатики, лишены понимания ужаса боли... Я испытал высокое облегчение, когда Ягода официально завербовал меня в тридцать первом году и впервые запросил компрометацию на тогдашнего прокурора Крыленко... Я ощутил счастье полета, высокую уверенность горного орла, его общность с устремленностью воздушной стихии... А что мне делать сейчас?! Случился чудовищный брак в работе! А бракодел — вредитель. Я — вредитель! Я обвиняю себя, Андрея Вышинского, в том, что я являюсь гнусным вредителем, мое признание тому порука, а вещественное доказательство — вот оно, на скамье подсудимых, Крестинский, посмевший обмануть всех нас, кто потратил на работу с ним целый год! Вдумайтесь только, товарищи, мы работали с ним в камере целый год! Страна решала гигантские задачи социалистического строительства! Ширилось движение ударников! Перевы­полнялось создание сети качественно новых заполярных концентрационных лагерей смерти, чего еще не смогла добиться ни одна цивилизация в истории человечества! Сеял разумное, доброе и вечное новый Ломоносов России — Трофим Лысенко! Советские люди разоблачили таких мерзавцев, как Туполев, Сергей Королев, академик Вавилов, писаки Мандельштам и Павел Васильев, мерзкий соглядатай Ленина академик Горбунов, его постоянный управитель делами... Только-толь­ко народ начал обретать счастье и уверенность в завтрашнем дне, как — на тебе! Вредительство в зале суда! Я обвиняю Вышинского в том, что он вошел в заговор с троцкистско-кагановичев... тьфу, бухаринским бандитом Стали... тьфу, Крестинским и требую для него смертной казни! Расстреляйте меня, товарищи! Расстреляйте, пожалуйста! Я не могу пустить себе пули в лоб, а пыток я не снесу! Помогите мне! Ведь я служил вам верой и правдой, угадывал ваше желание убрать с земли всех тех, кто хоть когда-то решался спорить с Иосифом Виссарионовичем — во имя вашего же блага... Ну, пожалуйста, помогите мне, товарищи зрители! Вы же все квалифицированные автоматы-расстрельщики! Неужели вам так трудно избавить меня от тех мучений, которые начнутся, как только Ульрих объявит перерыв и пойдет в сортир — стреляться?

На просцениум выходит С Т А Л И Н. Раскуривает трубку.

СТАЛИН. Спасибо, дорогой товарищ Крестинский... Теперь вы до конца доказали всем нам, в Политбюро, что являетесь настоящим ленинцем, стойким большевиком, истинным революционером.

Быстрый переход