Я отвернулся. От его взгляда я испытывал отвращение, выворачивающее наизнанку. И ненавидел себя за это. Если я не мог выдержать его взгляд, то не удивительно, что он разрушает мой дом.

Я увидел разбросанные по всей комнате книги, которые он взял с полок. Они лежали раскрытые, лицевой поверхностью вниз. Я не мог сконцентрироваться на чем-то, кроме "мультиков" и картинок в журналах. Я увидел возле его кресла первое издание в твердом переплете Уолтера Де Ла Мара. На суперобложку была поставлена кружка чая.

Я бросился через комнату и схватил книгу. На обложке красовалось круглое пятно.

- Господи Иисусе.

Он захихикал.

- Ты знаешь, насколько ценная эта книга?

Юэн пожал плечами.

- Это просто книга.

- Моя книга!

- Извини, - ответил он автоматическим, спокойным тоном.

- Сколько раз я говорил тебе об этом? - я окинул взглядом комнату, указывая рукой на царящий в ней хаос.

Он снова захихикал.

- Вы только его послушайте.

Я резко закрыл глаза, задержал дыхание и сел на диван.

- Нам нужно поговорить.

- О чем?

- А ты как думаешь? Как я говорил тебе почти каждый вечер на этой неделе, ты не можешь здесь больше оставаться.

Он уставился на меня, его лицо не выражало никаких эмоций.

- Посмотри на это место. Посмотри, что ты с ним сделал.

Он равнодушно посмотрел по сторонам.

- Извини, на что я смотрю?

Я хлопнул руками по кожаному дивану.

- Ты не видишь?

- Извини, но что ты имеешь в виду?

Я посмотрел на потолок, словно взывая к кому-то о помощи. Нет, я не дам себя втянуть в очередное бесконечное, цикличное обсуждение, сбивающее с толку, бессмысленное и проходящее в атмосфере его немытого тела и нестиранной одежды.

- Ты не можешь здесь оставаться. Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня.

Что-то визгливое было в тоне моего голоса, от чего он звучал глупо и беспомощно.

- Прости, но почему?

И тут меня прорвало.

- Бардак! Гребаный бардак! Мусор. Старые газеты. Грязны чашки и тарелки. Везде пролитая еда. Отопление, включенное на полную. На улице двадцать четыре градуса тепла. Окна закрыты и зашторены. Здесь воняет! Ты портишь мои книги. Мои вещи. Все.

Все это время его лицо не покидало выражение усталого недоумения.

- Но мне холодно.

Я попытался контролировать свой голос.

- Я знаю, что у тебя проблемы. Но твой самый худший враг - ты сам. Ты не предпринимаешь никаких усилий.

- Извини, в каком смысле?

Обхватив голову руками, я произнес:

- Господи, господи, господи.

Он захихикал.

- Это не смешно. Я не шучу. - Я услышал, что мой голос снова начал ломаться.

Он потянулся за подлокотник своего кресла, достал банку пива и сделал большой глоток. Я смотрел на него, парализованный отчаянием. Наблюдая за этим простым, бесцеремонным, и, казалось бы, беспечным действием, я понял, что презираю его.

- Слышал, что я сказал? Ты должен уйти.

- Прости, но куда?

Я вскинул обе руки вверх.

- Не знаю. Куда угодно, только не сюда. Домой. У тебя есть родители.

- Нет, - решительно сказал он, качая головой. - Мне нельзя туда. Видеть их больше не хочу.

Я прервал его, не желая слушать очередную жалобную болтовню, в которой он стонал о тех, кто обижал его, не имея мозгов признать собственную роль в конфликте. По его мнению, он всегда был непорочен, как и сейчас.

- Ты должен куда-нибудь уйти. Найди место. Больше я так жить не могу.

- Прости, как?

- Если ты сам не видишь, я не стану тебе объяснять.

- Но ты сам не понимаешь, что говоришь. Хочешь, чтобы я ушел куда-нибудь. - Для усиления своей позиции он помахал рукой над головой.