Двое мужчин единодушно уставились на наследника престола, чопорно и отстранённо распивавшего фейр.

Казалось, разговор ему абсолютно не интересен. И никак его не касается.

– Уэрт, скажи, что это шутка, – вымолвил Миракл Тибель.

– Он не сможет, – вымолвил Кейлус Тибель.

– Уэрт уверен в обратном. А я уверена в нём, – сказала Айрес тирин Тибель. – После этого каждый в Керфи склонится перед ним. Пойдёт за ним. И перед силой того, кто способен свершить такое, падут ниц все наши враги.

Гербеуэрт тир Рейоль молчал, не глядя ни на кого.

В тишине, свинцом повисшей в комнате, королева обвела взглядом собеседников.

– К слову, нам как раз пора приступать к уроку, – добавила Её Величество – так небрежно, будто и правда вспомнила об этом только что и всё предыдущее не было продуманной прелюдией к эффектному окончанию беседы. – Ритуал, как вы понимаете, требует сотен часов подготовки, отработки каждой мелочи… Заканчивайте без нас. – Она поднялась из за стола одновременно с тем, как согласно этикету со своих мест поднялись остальные. – Уэрт, ты готов? Как я вижу, сласти всё равно тебе не по вкусу.

Когда тот безмолвно подчинился, ладонь Миракла дрогнула: младший из трёх Тибелей словно хотел поймать кузена за рукав, удержать, остановить, но в последний момент сдержал порыв.

Как бы там ни было, скоро он остался в гостиной наедине с дядей, – который, впрочем, тоже не задержался там надолго.

В экипаже, готовом везти Кейлуса Тибеля из королевского дворца в загородную резиденцию, его уже ждали.

– Вижу, сегодня прошло ещё хуже обычного, – констатировал его секретарь, когда скелеты лакеи захлопнули золочёную дверцу, а копыта запряжённой вороной двойки застучали по брусчатке.

Тим не церемонился со своим господином – во всяком случае, не на людях, – и Кейлус всецело это одобрял. Кузен Её Величества ненавидел свою семью и в общей массе презирал народ, но к верным слугам относился с уважением. К тому же для разнообразия ему требовалось хоть одно живое существо, к которому он испытывал бы искреннюю привязанность, и он обрёл таковое в лице мальчишки, задолжавшего ему нечто большее, чем жизнь. Двадцатилетний Тим был предан Кейлусу, как умертвие, прекрасен, как статуи богов, и связан с ним слишком тесными отношениями, чтобы церемониться.

Кейлус молчал, глядя в окно: на костяные башенки дворца, сиявшие под бледным зимним солнцем, на фонтан, бивший среди огромной площади, на вездесущих людей и дома вокруг, украшенные куполами и лепниной, как торты украшают кремом.

Уголок его губ дёрнулся, точно в тике, – за миг до того, как холёные пальцы, сжатые в кулак, в бешенстве стукнули по бархатной обивке кареты.

– Сука, – выплюнул Кейлус. – Она же знает, чем я должен ответить на это известие!

– Какое известие?

Выждав с минуту, чтобы дыхание выровнялось, а в голос вернулось спокойствие, Кейлус рассказал.

Тим слушал молча. Лишь лицо его по мере рассказа немножко бледнело.

– И на что она рассчитывает? – закончил Кейлус почти страдальческим вопросом. – Обретя такую силу, обретя такую власть над умами и сердцами керфианцев, свергнуть её для мальчишки будет проще простого. Так любит его? Так верит в его любовь? Дура! – Холодное бешенство на сестрицу вынудило его вновь ударить ни в чём не повинную дверь. – Она смеялась надо мной, Тим. Я видел этот смех в её глазах. Она хочет, чтобы я потерял голову, чтобы пошёл на всё, дабы прикончить её любимого Уэрти. Чтобы наконец дал повод себя уничтожить. Но неужели мальчишка и правда сможет… сколько сильнейших некромантов погибло, пытаясь… и всё же, если ему удастся…

Тим не произнёс ни слова, и, осознав, что речь его скатывается в бессвязное бормотание, Кейлус осёкся.