А Гунаб просто кишел диковинными существами: горными великанами, заезжими циклопами, ворчливыми гномами, троглодитами, чернокожими кочевниками, что привели караван с пряностями. Кого там только не было. И все они считались своими, а он — чужим.
— Вот-вот, — закивал староста, радуясь, что хозяин его понимает. — А здесь всех привечали ваши дедушки-прадедушки…
— Пусть им земля будет пухом, — вставил герцог по привычке.
— Здоровья им и удачи, — строго поправил Иоффа.
— Ну да, ну да…
— Взять, к примеру, кузнеца нашего, Альгерса…
— Силач, — восхищенно согласился Зелг.
— А потому что дедушка его из титанов. Он в обычном месте не прижился бы — все ломал и крушил. А здесь осел, остепенился, семью имеет крепкую. И жене его легко с ним и спокойно.
— Как за каменной стеной?
— Как с каменной стеной, — уточнил Иоффа. — Сама она из Горгонид: чуть что не по ней — зырк глазами, и кричи караул. То закаменит кого, то обездвижит на долгий срок, то еще какая напасть. В семейной жизни за долгие годы всяко бывает. А Альгерсу что? Почешется, поворчит, смотришь — они уже воркуют, как две гули. На него горгонские взгляды сильно не действуют. Мне господин Дотт объяснял мудреными словами: мунитет какой-то и лергия. Только мы люди простые, и разумение у нас тоже не шибко сложное: не берет его закаменение, только чесотка сильная или отвращение к хмельному сидру случается, но не надолго, а так. В зависимости от проступка.
— Но мы же не станем ставить на стены женщин и стариков? — заволновался герцог.
— Не станем, само собой, не станем. Что им делать на стенах? В поле выведем… Мессир, а мессир, вам худо? Сидру подать?!
— Пожалуй, — слабым голосом молвил Зелг, — лишний стаканчик мне не повредит.
— Стакан сидра никак не может быть лишним, — внушительно сказал Иоффа. — Выпейте. А я продолжу про героические деяния современников. Никто в стороне не останется. Я вот, позвольте заметить, тещу свою драгоценную выписал по такому случаю. Утешаю себя мыслью, что «все для отечества, все для победы».
— А что ваша теща?..
— Мадам Мумеза? О, великая женщина! Ее даже Альгерсова Ианида побаивается и глаз на нее не поднимает. Она только слово молвит — и ты в полном расстройстве. Надолго так в расстройстве, и больше ни о чем помыслить не можешь…
— Настроение ухудшается? — уточнил Зелг.
— И настроение, знамо, тоже. У кого ж настроение улучшится, ежели с брюхом катастрофа? Я так думаю, что она им не менее полка по оврагам да кустам рассредоточит. А ежели постарается, то и оружие заржавеет, и упряжь конская сгниет. Вот ейная соседка когда-то худым словом обозвалась, так мадам Мумеза ее корову сглазила. Теперь бедолага кислым молоком доится, и цвет у него таков, что за душу берет.
— Интересно, — внезапно оживился да Кассар. — Я никогда не думал, что можно вести войну подобным способом, но по зрелом размышлении — это вовсе не пустяки.
— Какие тут пустяки? Пущай они воды попробуют добыть, тогда узнают, каково связываться с милордом герцогом, — усмехнулся Иоффа. — Это, конечно, уже не мое ведомство, за то господин Думгар отвечает. Но только у нас и дети малые знают, что утопликов да водяных сердить не следует, за то они речки да озера заговорят, а из ручьев и колодцев и вовсе воду заберут. Потом опять же кладбище наше в полном распоряжении вашей светлости.
— Это еще зачем?
— А скелеты поднимать?!
— Иоффа, я бы никогда не стал беспокоить усопших, даже если бы знал, как это делается. |