Что хотел тут сказать господин Георг Кульман из Гольштейна, утверждая, что «нечто подобное» (жизнь? или же блаженство?) должно «проявиться» и «стать видимым», ибо иначе «оно» «невозможно»; что он хотел сказать, заявляя, что «труд» содержится в «стоимости» и что на это (на что?) можно достать себе все, что только душе угодно; чтó он, наконец, имел в виду, говоря о «стоимости», которая определяет самое себя согласно «потребности», – всего этого опять-таки нельзя понять, если не помнить о главной сути всего откровения, о его практической сути.
Постараемся поэтому дать практическое объяснение.
Как мы узнаем от Августа Беккера, святому Георгу Кульману из Гольштейна сильно не везло на родине. Он поехал в Швейцарию и там увидел совершенно «новый мир» – коммунистические общества немецких ремесленников. Это пришлось ему по душе, – и вот он тотчас же стал прилаживаться к коммунизму и коммунистам. Как рассказывает нам Август Беккер, он всегда «неутомимо работал над дальнейшим усовершенствованием своего учения, чтобы поднять его на высоту великой эпохи», т.е. среди коммунистов он ad majorem Dei gloriam стал коммунистом.
Вначале все шло прекрасно.
Но один из существеннейших принципов коммунизма, отличающий его от всякого рода реакционного социализма, заключается в основанном на изучении природы человека эмпирическом убеждении, что различия мозга и умственных способностей вообще не влекут за собой различий желудка и физических потребностей; отсюда следует, что неверное, основанное на наших нынешних порядках положение: «каждому по его способностям» должно – поскольку оно относится к потреблению в узком смысле слова – превратиться в положение: «каждому по его потребностям», иными словами: различие в деятельности, труде, не влечет за собой никакого неравенства, никакой привилегии в смысле владения и потребления.
С этим наш пророк не мог примириться, ибо стремление быть привилегированным, выделенным, избранным и составляет зуд пророка. «Но нечто подобное необходимо должно проявиться и стать видимым, иначе оно невозможно». Без практических привилегий, без ощущаемого зуда пророк не был бы пророком, он был бы не практическим, а только теоретическим божьим человеком, он был бы философом. – Поэтому пророк должен втолковать коммунистам, что различие деятельности, труда, влечет за собой различие стоимости и блаженства (или потребления, заработка, удовольствия: все это одно и то же), а так как каждый сам определяет свое блаженство, как и свой труд, то отсюда вытекает, что он, пророк, – в этом-то и заключается практический смысл откровения – достоин лучшей жизни, чем простой ремесленник.
Теперь все темные места в проповеди нашего пророка становятся ясными: что «владение» и «потребление» каждого индивида соответствуют его «труду»; что «труд» человека служит мерилом его «потребностей» и что, следовательно, каждый получает «стоимость» за свой труд; что «стоимость» определяет самое себя в соответствии с «потребностью», что труд каждого «содержится» в стоимости и что за это каждый может достать себе все, что его «душе» угодно; наконец, что «блаженство» избранных должно «проявиться и стать видимым», ибо иначе оно «невозможно».
Теперь вся эта бессмыслица становится понятной.
Мы не знаем, как далеко на деле заходит д-р Кульман в своих практических притязаниях по отношению к ремесленникам. Но мы знаем, что его учение есть основной догмат всякого духовного и светского властолюбия, мистический покров всякой ханжески скрываемой жажды наслаждений, прикрашивание всякой низости, что оно является источником бесчисленных извращений. |